Этой весной экономист и бывший кандидат в президенты Сергей Глазьев стал одним из главных героев медийного пространства. Ссылаясь на неназванные источники, СМИ утверждали, что Глазьев — главный претендент на пост уходящего летом главы Центрального банка.
В интервью порталу Банки.ру экономист отказался прокомментировать, откуда взялись слухи о его назначении на должность председателя ЦБ, зато рассказал о том, как укреплять слабую банковскую систему России и почему, по его мнению, взгляды экс-министра финансов Алексея Кудрина оторваны от реальности.
— Как получилось, что вы стали советником президента? На президентских выборах 2004 года вы с Владимиром Путиным были соперниками, а на этих являлись его доверенным лицом…
— Я стал доверенным лицом Владимира Владимировича на этих выборах, потому что считаю, что у него очень хорошая экономическая программа. Она направлена на поддержку реального производства.
— На последнем съезде Ассоциации российских банков вы сказали, что в России так и не удалось построить сильную банковскую систему. Что, по-вашему, нужно делать, чтобы она окрепла?
— Банковская система может развиваться несколькими путями. В разных странах разная история развития. Итальянская система — самая древняя и мощная в Европе, выстраивалась частным образом. Этот путь занял примерно 300 лет.
Другой путь продемонстрировали англосаксы, которые с самого начала устраивали общенациональную банковскую систему как совокупность частных банков. Эмиссионный центр контролировался на основании частного государственного партнерства и использовался для расширения банковской системы. Скажем, Федеральная резервная система США учреждена американскими коммерческими банками и используется для того, чтобы накачивать коммерческие банки страны соответствующей ликвидностью и помогать им расширяться на весь мир.
Третий вариант был реализован в послевоенных Германии и Франции. Эти страны были разрушены, население утратило сбережения. Тогда их национальные банки создали систему рефинансирования коммерческих кредитных организаций под векселя производственных предприятий, и за счет рефинансирования эти банки развились.
Наконец, китайская система, которая основана на крупных государственных банках, получающих неограниченное рефинансирование со стороны ЦБ и расширяющихся одновременно с расширением возможностей по кредитованию производственных предприятий. То есть в Китае нет проблемы получить долгосрочный кредит, скажем, на 40 лет. Если при этом есть соответствующие государственные задачи и планы по модернизации и развитию тех или иных объектов, то банки предоставляют кредиты. Возможно, в дальнейшем госбанки Китая будут частично приватизироваться, но так или иначе китайская банковская система выросла на наших глазах именно как система государственных банков.
Способов развить банковскую систему много, я не говорю, что один лучше другого. Но совершенно ясно одно — итальянский способ нам не годится. Мы не можем ждать 300 лет, пока в экономике возникнут накопления, достаточные для того, чтобы появились длинные деньги. Мы пропустили эпоху подъема финансового рынка, когда пенсионные фонды могли бы заработать огромное количество денег в 90-е годы.
— Что вы предлагаете?
— Остается единственный канал — рефинансирование коммерческих банков под какие-то задачи. Это либо задача развития частного сектора, рефинансирование коммерческих банков под обязательства производственных негосударственных предприятий. В этой системе исходным является спрос на кредиты со стороны производственных предприятий. Банки, которые работают с этими предприятиями, удовлетворяют их спрос в кредитах, получают возможность рефинансирования под более низкие процентные ставки со стороны ЦБ. Также, если есть необходимость реализовать крупные программы модернизации и развития экономики на началах частно-государственного партнерства, под такие программы льготное рефинансирование может идти и под негосударственный сектор. То есть существует большое разнообразие инструментов, которые можно применить.
С моей точки зрения, без этого мы не сможем совершить структурную перестройку, необходимую для дальнейшего развития экономики, не сможем всерьез экономику модернизировать. Поскольку в рамках нынешней системы только экспортно ориентированные сырьевые корпорации имеют возможность занимать длинные деньги, и то за границей. Если мы хотим иметь свою банковскую систему, которая бы позволяла нам, опираясь на внутренние источники кредита, поддерживать экономический рост и обеспечивать модернизацию экономики, нам нужно действовать.
— То есть банкам нужна поддержка государства?
— Банкам нужна система рефинансирования, они должны получить доступ к кредитным ресурсам, но при этом должны использовать их таким образом, чтобы средства не уходили на валютный рынок, на финансовые пирамиды, не выводились бы за рубеж. Поэтому такого рода система организации большого внутреннего кредита, достаточного для модернизации и структурной перестройки экономики, возможна только при наличии определенных барьеров, которые не позволяли бы этим деньгам уходить на финансовые спекуляции в целях получения сверхприбыли.
— Какие могут быть барьеры?
— Это вопрос технический, и он легко решается, во-первых, нормами банковского надзора, во-вторых, через контроль валютной позиции в коммерческих банках, в-третьих — через валютное регулирование. То есть норма надзора плюс норма валютного регулирования в совокупности позволяют легко сохранить эти деньги в тех каналах денежного обращения, которые замыкаются на развитие производственной сферы.
— При этом вы выступаете против бюджетного правила. Почему?
— Я считаю эту политику неправильной, потому что в условиях демонетизации нашей экономики и хронического недостатка кредитов для развития реального сектора изымать деньги, поступающие в бюджет, — это лишать экономику главного на сегодняшний день ресурса — длинных денег. В банковской системе длинных денег нет. Если бы Стабилизационный фонд РФ использовали не для того, чтобы деньги выводить за границу, а для того, чтобы формировать необходимые кредитные ресурсы для долгосрочных модернизационных проектов, то мы сегодня получили бы полноценный объем валового продукта на 15% больше, чем имеем. Причем этот валовый продукт был бы с высокой добавленной стоимостью.
— С этой точкой зрения не согласны многие экономисты. Ваш, наверное, самый непримиримый противник в медийном пространстве — это Алексей Кудрин.
— Он не мой противник, он противник развития нашей экономики.
— У него противоположное мнение о бюджетном правиле. Про ваши взгляды он сказал, что это «взгляды советского экономиста». А на Апрельской конференции ВШЭ Кудрин объяснил, что он против смягчения денежной политики, потому что тогда вырастет инфляция. Что бы вы ответили на это заявление?
— Во-первых, это образец такого линейного механистического мышления человека, который не понимает, как устроена современная экономика. В представлении монетаристов, к числу которых он относится, экономика является набором бесплотных экономических агентов, каждый из которых максимизирует прибыль, абсолютно все знает, живет в состоянии полной свободной конкуренции и не представляет себе, что такое новые технологии. Монетаристы почему-то наивно считают, что если цены растут в одном месте, то они обязательно снижаются в другом месте. В основе такого нелепого с точки зрения реальной действительности рассуждения и лежит это представление об экономике как о равновесном состоянии бездушных экономических агентов. Если у вас нет ни научно-технического прогресса, нет монополий, и все всё знают, тогда, действительно, чем больше вы даете денег в экономику, тем выше цены. Потому что в экономике полное равновесие, все прибыли равны нулю.
Эта теория экономического равновесия является абстрактной, импортированной в экономическую науку еще в 30-е годы. И экономисты настолько увлеклись моделью математического изящества, что родилось целое отдельное направление, которое разными способами интерпретирует модель экономического равновесия. В Советском Союзе на тех же экономико-математических моделях доказывалась возможность оптимального планирования. С помощью такого подхода можно доказать, что рынок свободной конкуренции определяет оптимальное распределение ресурсов или оптимальный план тоже определяет свободное распределение ресурсов.
И ни то ни другое не соответствует реальности. Поэтому схоластика наших монетаристов, включая Алексея, мне очень сильно напоминает политэкономию социализма. И то и другое оторвано от реальности. И то и другое имеют целью апологетику проводимой политики определенных людей. В Советском Союзе апологетика политэкономии заключалась в том, чтобы оправдать всю систему государственного планирования как самую лучшую и самую эффективную. А теория рыночного равновесия и монетаризм как ее наиболее поверхностный и радикальный вариант оправдывалась невмешательством государства в экономические процессы. То есть это апологетика олигархического капитала. Как объяснить взгляды экономиста? Нужно сначала посмотреть, чьи же интересы эти взгляды отражают. Взгляды наших монетаристов отражают интересы крупного олигархического капитала.
— По-вашему, изменится ли политика Центрального банка с приходом Эльвиры Набиуллиной?
— Эльвира толковый экономист. У нас есть возможность обмениваться с ней идеями в рамках Экономического совета при президенте. Но важно проводить комплексные реформы.
Беседовала Александра КРАСНОВА,
