Бывший глава Банка Москвы Андрей БОРОДИН надеется вернуться в Россию. Но, если судить по его словам, вряд ли уже в качестве банкира. В своем интервью РБК daily он рассказал, что в перспективе хотел бы поработать в реальном секторе. В банковском бизнесе он видит себя исключительно в роли миноритария ВТБ. При этом он не исключает, что попробует скооперироваться с другими миноритариями госбанка, чтобы оказывать активное влияние на стратегию и качество управления ВТБ.
Товарищи из ВТБ
— Вы могли бы прокомментировать итоги состоявшегося собрания акционеров Банка Москвы? Или для вас выбор Михаила Кузовлева был очевидным заранее?
— Итоги действительно были предсказуемыми. Собранию предшествовал правовой беспредел — назовем вещи своими именами… Мне сложно что-то сказать о выборе акционеров, поскольку оценить профессиональные качества г-на Кузовлева мне сложно. Я никогда не общался с ним на профессиональные темы и понять, насколько он компетентен, не имел возможности. По большей части в то время, пока он числился моим заместителем, он запомнился мне умением интриговать. И еще тем, что, по-моему, он обладает очень серьезными познаниями в рейдерском искусстве.
— Вы согласны с итогами собрания акционеров Банка Москвы? Нет ли сомнений в его легитимности и не собираетесь ли вы оспаривать решение акционеров?
— С учетом тех долей, которыми владеют ВТБ, Сулейман Керимов, Юсуфов-младший, результаты собрания выглядят достоверными. Оспаривать решение акционеров не имеет смысла; другое дело, если речь идет о защите чести и деловой репутации.
— Могли ли быть альтернативы Михаилу Кузовлеву?
— Нет. Вряд ли. Для меня он был единственным выбором товарищей из ВТБ. Я даже в самом бредовом сне не мог предполагать, что представители ВТБ проголосуют за меня.
— Насколько он зависим от воли главы ВТБ Андрея Костина? Или от него можно ожидать каких-то самостоятельных решений на посту главы Банка Москвы?
— В первую очередь он будет воплощать в жизнь политику ВТБ. У меня в этом нет никаких сомнений. С учетом офицерской выправки этого джентльмена, я думаю, он будет очень послушен и исполнителен.
— Для чего вам понадобилось видеообращение к сотрудникам банка именно перед собранием акционеров? Это можно расценивать как попытку повлиять на решение собрания акционеров?
— Я 16 лет руководил банком и считаю его детищем, которому посвятил большую часть своей профессиональной жизни. С 27 лет я начал работать над этим проектом. К сожалению, в силу сложившихся обстоятельств я не мог лично выступить перед коллективом банка, не мог воспользоваться и нашей внутренней сетью, чтобы отправить всем сообщение… поэтому обращение через Интернет оставалось единственной возможностью сказать все, что я думаю, накануне внеочередного собрания акционеров. Это была возможность сказать спасибо тем людям, с которыми мы проработали долгие годы, и сообщить, что я думаю о происходящем вокруг Банка Москвы. Но мне было понятно, что повлиять на решение о выборе президента банка я не в состоянии.
Шопоголизм
— Как, по-вашему, в дальнейшем может сложиться судьба Банка Москвы? Будет ли он инкорпорирован в группу ВТБ или останется самостоятельным банком, обслуживающим предприятия столицы?
— Я никогда не понимал, что движет акционерами и менеджментом ВТБ в их желании приобрести Банк Москвы. Никакой синергии от их объединения я никогда не видел. Объективными реалиями объяснить приобретение Банка Москвы невозможно. Во всяком случае, мой опыт работы на банковском рынке здесь неприменим.
Сейчас очевидно одно: будущее Банка Москвы несомненно связано с инкорпорированием в структуру ВТБ, то есть речь идет о том, что вместо одного из системообразующих российских банков появится дирекция ВТБ по работе с клиентами из Москвы. Это, на мой взгляд, означает уничтожение стоимости для акционеров банка, это фактически сведет на нет все усилия, затраченные на создание Банка Москвы, позиционирование его бренда на рынке, развитие филиальной сети, что позволило ему стать банком федерального уровня. Я знаю, что, по последним оценкам, стоимость бренда Банка Москвы доходила до 800 млн долл. Думаю, что в ближайшие год-два стоимость его бренда существенно скорректируется в сторону снижения.
— С точки зрения обычного розничного клиента Банка Москвы, не происходит ничего страшного. Просто обязательства переходят к госбанку… Почему в этом случае в банке происходит отток клиентов, и удастся ли Банку Москвы сохранить свои позиции в сегменте ритейла?
— Насколько я слышал, розничный бизнес перейдет в ВТБ24. Как это будет делаться, я не знаю, но для клиентов это означает изменение стандартов обслуживания, изменение качества обслуживания. Но, безусловно, банк может гарантировать сохранность денег клиентов, потому что банк фактически опирается на бюджетные деньги. И до тех пор пока у государства есть деньги, клиентам ничего не угрожает.
— Как вы оцениваете стратегию банка ВТБ, скупающего банковские активы?
— На бытовом уровне это явление можно назвать шопоголизмом, а с психологической точки зрения это можно только объяснить неуемными амбициями и манией величия отдельных руководителей ВТБ.
— Можно ли назвать успешным последнее SPO ВТБ в Лондоне?
— Если обратиться к цифрам, то получается, что до SPO акции банка стоили около 10 коп., а цена размещения была 9,25 коп., то при всем моем желании назвать эту сделку выгодной для государства я не могу. Тут получается, либо акции были проданы с убытком для банка, либо предыдущие котировки были некорректны.
— Тем не менее вы заявляли, что не против стать акционером ВТБ. Зачем вам это нужно и сколько вы готовы приобрести?
— Я критикую не банк, а его менеджмент. Это совершенно разные вещи. Думаю, что многие акционеры банка хотели бы что-то поменять в его работе. Но я не уверен, что это произойдет при помощи главного акционера банка. Но сейчас у миноритариев уже 25% акций банка, и я думаю, чтобы вносить свои предложения в повестку дня для органов управления, можно найти какие-то формы кооперации.
Не исключаю, что буду покупать акции ВТБ на открытом рынке. Это в любом случае сейчас выгодно с коммерческой точки зрения: если бы менеджмент управлял банком как следует, то, думаю, мы увидели бы более высокую динамику котировок. Проблема ведь в том, что в отличие от Сбербанка, который является гомогенной структурой, ВТБ является холдингом, состоящим из разных структур. И до сих пор мы не видим, как структурируются эти активы, как они управляются, не видим синергии и экономии ресурсов от этого… так что невооруженным взглядом видны те направления, в которых нужно действовать.
— Вы можете дать прогноз, как будет выглядеть российский банковский сектор в перспективе трех-пяти лет, если учитывать экспансию государственных кредитных организаций?
— Я не люблю пророчеств, но если исходить из того, что нас не ждут в ближайшие годы серьезные потрясения в мировой финансовой системе, то, скорее всего, мы получим рынок, где все командные высоты заняты государственными банками, получим избыточное присутствие государства на рынке со всеми вытекающими негативными последствиями.
Аукцион, которого ждали
— Как случилось, что покупателем принадлежавшего вам пакета Банка Москвы стал Виталий Юсуфов?
— Г-н Юсуфов появился сам. Вначале он обратился ко мне в феврале 2010 года, а потом мы еще с ним встречались в октябре и ноябре, где он сказал, что действует в интересах не личных, а как говорится в одном известном романе, «не корысти ради, а токмо волей пославшей меня жены». То есть он был определен в качестве собирателя активов, принадлежащих миноритариям.
— А почему не договорились о продаже акций еще осенью прошлого года?
— Честно говоря, я не хотел подобного будущего для банка. Я хотел, чтобы Банк Москвы оставался независимым, чтобы был сохранен менеджмент. Мы боролись именно за это, а не за то, чтобы продать акции банка. И я считаю, что если правительство хотело продать принадлежащие ему акции, то должно было сделать это на аукционе.
— Были ли другие варианты продажи пакета Банка Москвы, принадлежавшего столичному правительству? Кто мог бы стать потенциальным покупателем?
— Мы обсуждали с несколькими крупными финансово-промышленными группами возможность совместного приобретения городского пакета. Мы искали союзников, и они у нас были. Не хочу называть их, но скажу, что мы готовы были предложить за 46% акций банка плюс пакет акций ССГ от 103 млрд до 110 млрд руб. Один из наших партнеров, крупная инвестиционная компания, являвшаяся акционером банка (ООО «Джи Си Эм Капитал менеджмент». — РБК daily), еще в ноябре обратилась с письмом к Сергею Собянину, предложив выкупить акции. Но, к сожалению, выбор был предопределен.
В ответ г-жа Сергунина написала 21 декабря 2010 года руководителю инвесткомпании: «В ответ на ваше обращение по вопросу выкупа доли правительства Москвы в уставном капитале Банка Москвы сообщаем, что в случае принятия решения о приватизации городского пакета путем продажи его на открытом аукционе в рамках порядка, установленного ФЗ № 178, вы можете принять участие в открытом аукционе по продаже городского пакета».
— Но ведь аукцион как раз не состоялся, хотя в правительстве были мнения, что необходимо продавать городской пакет через аукцион…
— За проведение аукциона высказывались Аркадий Дворкович и Эльвира Набиуллина. Глава Банка России Сергей Игнатьев в одном из интервью в декабре прошлого года говорил, что ВТБ не должен выкупать пакет, принадлежащий городу. То есть у этой схемы было много противников.
Более того, мне известно, что и сам г-н Кудрин, будучи председателем набсовета ВТБ, критиковал в частных беседах схему, по которой у города приобретался пакет Банка Москвы. Я встречался с ним в ноябре и пытался донести до него мысль, что покупка Банка Москвы ничего не принесет акционерам ВТБ. Ведь розничный сегмент и сегмент малого бизнеса у банка не стоил тех денег, которые были заплачены за городской пакет, а в сегменте кредитования крупных клиентов мы всегда считали себя младшим братом ВТБ. Для меня так и осталось загадкой, зачем это потребовалось ВТБ.
— Однако интрига развернулась вокруг принадлежавшего вам пакета Банка Москвы. Почему новым акционерам банка потребовалось покупать и ваш пакет?
— Иногда понять действия людей, руководствуясь только формальной логикой, невозможно.
— Как бы вы прокомментировали недавнее заявление главы ЦБ Сергея Игнатьева, упомянувшего некоторых недобросовестных банкиров, разоряющих свои банки, а также выразившего обеспокоенность исходом российских банкиров за рубеж?
— Я не видел этого заявления, но могу сказать, что мы не считаем, что наделали каких-то долгов и сбежали из страны. Если бы ситуация была так плоха, то, наверное, ВТБ не покупал бы пакет Банка Москвы. И у ВТБ до 8 апреля был шанс перепродать городской пакет: у нас с партнерами были на это деньги. Но поскольку этого не произошло, то я категорически отметаю все разговоры, что кто-то наделал долгов, есть проблемные кредиты… Вы имели возможность продать акции назад и не сделали этого? Тогда давайте закроем этот вопрос.
— Что было бы, если бы ВТБ принял условия вашей оферты? Как развивался бы Банк Москвы дальше?
— Банк оставался бы самостоятельным, независимым игроком на рынке. У нас были бы развязаны руки в поисках других инвесторов. Это могло бы быть и IPO, и продажа доли стратегу — инвесткомпании или фонду прямых инвестиций. Я считаю, что стоимость банковских активов в России если не вернется в ближайшее время к докризисным уровням, то все равно станет выше, чем сейчас. В этих условиях мы бы нашли инвесторов и стали развивать Банк Москвы как частный банк.
— То есть на рынке появился бы второй Альфа-банк? А как же столица, которая привыкла иметь свой банк?
— Банк Москвы давно перерос статус городского банка. Даже несмотря на те предприятия, которые традиционно обслуживались в нем. Если в начале 1990-х их доля в бизнесе Банка Москвы была еще заметной, то сейчас это крупный универсальный банк. Он конкурирует на рынке не благодаря близости к властным структурам, а на уровне качества предоставляемых услуг. Лучше всего был бы некий симбиоз между банком, обслуживающим городскую инфраструктуру, и частным банком. В ноябре я предлагал подобный вариант Сергею Собянину: например, вначале снизить долю города в банке до контрольного, а потом, возможно, уменьшать долю еще до блокирующего. Его эта идея не заинтересовала.
— Как вы оцениваете информационный фон вокруг сделки между ВТБ и Банком Москвы? Какие, на ваш взгляд, могут сделать выводы из этой истории участники рынка?
— Если крупный и сильный банк начинает мочить более слабого, то, конечно, автоматически все симпатии будут на стороне слабого. По моим ощущениям, все адекватно воспринимают происходящее: несмотря на призывы к созданию в стране здорового инвестиционного климата, налицо иная неприятная тенденция, начало которой было положено разделом одной крупной нефтяной компании…
Активы в России
— Вы говорили, что 20% акций Банка Москвы были вашим основным активом. Есть ли еще какие-то компании, где у вас есть доля, в том числе за рубежом?
— Я не хочу уточнять, в каких компаниях у меня есть доля, но упомяну некоторые проекты, которые финансировали и Банк Москвы, и мои партнеры, и которые сейчас фактически находятся под угрозой разгрома со стороны новых акционеров. Мою тревогу вызывает то, что сейчас заморожено их финансирование, заморожено их текущее кредитование.
Например, компания «Инвестлеспром», в которой у Банка Москвы порядка 20%. Она была создана за пять лет, и сейчас в ней работают около 15 тыс. человек. Эта компания находится на грани выживания, хотя она реализовала некоторые проекты в области лесного хозяйства, которые не стыдно показать. В прошлом году президент Медведев побывал в Кирове, где ему показали современную фанерную фабрику. Она принадлежит «Инвестлеспрому» и построена при участии Банка Москвы.
Также упомяну проекты в области сельского хозяйства и переработки — компанию «Терра-инвест» и Межреспубликанский винзавод, одни из самых крупных в отрасли. Под угрозой находятся проекты в сфере недвижимости. В них также занято достаточно большое число людей, и я беспокоюсь, что в результате безответственных действий новых акционеров их бизнес будет разрушен. Более того, из некоторых источников я знаю, что все это происходит, чтобы обанкротить эти компании и получить над ними контроль. Я боюсь, что под видом закрытия дыр в балансе Банка Москвы у государства будет привлечена финансовая помощь, а потом окажется, что компании перепроданы в другие руки, а государство ничего не получит.
— Чем вы хотели бы заняться, если вернетесь в Россию?
— Я считаю, что в финансовом секторе достиг всего, чего хотел, и повторить прежний опыт мне было бы не очень интересно. Мне все больше и больше нравится реальный сектор. Это то, что оставляет на земле реальный след. И за это всегда критиковали банки, которые увлеклись финансовыми спекуляциями и забыли, что их функция — аккумулировать деньги и кредитовать. Поэтому я, возможно, займусь чем-то созидательным. Возможно, это будет сельское хозяйство или лесной бизнес.
Интервью подготовили Наталья СТАРОСТИНА, Альберт КОШКАРОВ