Григорий Марченко
глава Нацбанка Казахстана
Казахстан, который с сентября привязал тенге к мультивалютной корзине, где у рубля доля 10%, в следующем году хочет ввести плавающий коридор и определить объем интервенций, при которых будут сдвигаться границы этого коридора.
В какой перспективе может вырасти доля рубля в мультивалютной корзине и когда там появится китайский юань, какие схемы создания наднационального регулятора обсуждают главы центробанков стран Таможенного союза и почему экс-главу БТА Банка Мухтара Аблязова правильнее судить в Англии или Франции, рассказал в интервью агентству «Прайм» председатель Национального банка Казахстана Григорий МАРЧЕНКО.
— Со 2 сентября тенге привязана к мультивалютной корзине валют (70% — доллар, 20% — евро, 10% — рубль). Для чего это было сделано? Почему рубль занимает небольшую долю в корзине и может быть ли она быть повышена в перспективе?
— Введение корзины не означает, что мы полностью внедрили схему, которая есть в России и других странах. У нас пока нет операционного коридора, обязательств об автоматических интервенциях, если пересекаются края этого коридора, а также пока нет обязательства, что если мы какой-то объем интервенций проводим, то границы коридора сдвигаются.
Мы пока сделали первый шаг — объявили, что у нас будет корзина для того, чтобы население и эконмические агенты постепенно привыкали к мысли о том, что не надо привязываться только к доллару.
Наша проблема в том, что 92% расчетов внешней торговли Казахстана — это доллар. Даже в торговле с Китаем, хотя с 1996 года можно рассчитываться и в тенге, и в юанях, у нас более 97% приходится на доллар. Все равно выбор остается за участниками внешней торговли, а они по привычке рассчитываются в долларах.
Если брать структуру нашей внешней торговли, то на первом месте Европа, куда идет более 50% нашего экспорта. На втором месте — Россия, на третьем — Китай. По идее у нас вообще доллара не должно быть в корзине, а должны быть евро, рубль и юань.
Нужно понимать, что пока корзина носит только индикативный и психологический характер. В следующем году мы предполагаем внедрить операционный коридор.
Схема будет достаточно сильно похожа на российскую, то есть операционный коридор, автоматические интервенции, смещение коридора в случае, если объем интервенций будет выше какого-то уровня. Но мы об этом в начале публично объявим, и все соответствующие цифры опубликуем. Доли валют могут поменяться.
Опять же, когда был первый шаг в России, доллар в корзине занимал долю 90%, просто об этом уже все забыли. Мы тоже делаем только первый шаг.
Когда появится операционный коридор и автоматические интервенции, сколько будет доллара, евро, рубля и, может, юаня, пока говорить рано. Мы к этом разговору вернемся в следующем году.
— Участники рынка готовы к новому механизму привязки тенге к мультивалютной корзине?
— За 25 лет очень сильно к доллару привыкли. Поэтому я говорю, что у нас на первом этапе привязка к корзине носит больше индикативный характер.
Мы хотим их приучить к мысли, что не долларом единым жив человек. С точки зрения населения и экономических агентов ничего не изменилось. Просто каждый день публикуется котировка к доллару, евро и рублю, теперь дополнительно публикуется котировка к корзине.
Кто-то обращает на это внимание, кто-то нет. Но мы надеемся, что постепенно их к этому приучим, а потом она уже начнет иметь операционное значение.
— Когда может произойти включение юаня в корзину валют? Видите ли вы риски включения юаня в корзину, так как это неконвертируемая валюта?
— Мы объявили, что в перспективе можем включить юань в корзину валют. Но для этого нужно, чтобы он больше использовали в расчетах. Юань в последние годы в основном укреплялся.
Риски существуют всегда, есть свободно конвертируемые валюты, посмотрите, насколько упала в этом году норвежская крона или канадский доллар. Тот, кто инвестировал в китайский юань, если сравнивать с канадским или австралийским долларом или норвежской кроной, на самом деле очень сильно выиграл относительно долларов США.
Наше будущее в любом случае сильно связано с Россией и Китаем. На перспективу ясно, что эти две валюты должны играть б?льшую роль во внешней торговле Казахстане в сравнении с долларом.
— Уже давно страны СНГ обсуждают возможность введения региональной резервной валюты. Насколько это вообще необходимо?
— Понятно, что из валют СНГ это может быть только рубль. Более того, и с формальной, и с технической точки зрения рубль к этому готов. Мы заинтересованы в том, чтобы и российский рубль, и китайский юань вошли бы в состав специальных прав заимствования (special drawing right, SDR — ред.), эмитируемых МВФ.
Тогда мы часть своих активов могли бы размещать в эти валюты, поскольку обе страны являются нашими большими соседями. Сейчас, если мы как ЦБ какие-то активы будем инвестировать в рубли или юани, они формально не будут рассматриваться как часть золотовалютных резервов, потому что эти валюты не входят в состав SDR и не классифицируются как свободно конвертируемые.
Чем скорее Россия и Китай этот вопрос решат и их валюты войдут в состав SDR, тем лучше будет для нашего региона.
— В августе на встрече глав ЦБ стран ТС обсуждалась возможность появления наднационального органа с функциями регулирования финансового рынка. Какие он получит функции и в какой перспективе может появиться?
— Соглашения о создании наднационального регулятора подписаны еще в 2010 году президентами всех трех стран. Документы четко говорят, что к 2020 году у нас должен быть единый финансовый рынок, на котором должен быть единый орган финансового надзора, расположенный в Казахстане.
Мы сейчас обсуждаем, как будем двигаться в эту сторону. Понятно, что все три страны будут двигаться в сторону международных стандартов, то есть «Базеля III» для банковского сектора и Solvency II для страхового рынка. Какими темпами, в какие сроки, это вопрос достаточно открытый, потому что «Базель III» сам по себе еще не является сформированным и доработанным, это касается требований по ликвидности.
Понятно, что, скорее всего, в Европе это будет полностью внедрено только в районе 2019 года. Мы должны собираться один раз в квартал, у нас была встреча в Казахстане в мае, в августе мы собирались в Минске. Следующая была очередь Москвы, но поскольку у нас 15 ноября будет 20-летие национальной валюты, мы пригласили к нам глав Центробанков России и Белоруссии. Госпожа Набиуллина и госпожа Ермакова любезно согласились приехать.
— Какие модели функционирования наднационального регулятора сейчас обсуждаются?
— Президенты принимают политическое решение, детали нужно будет отрабатывать. Есть разные точки зрения, в том числе, высказывалось, что будет один единый наднациональный орган для всех. Другая точка зрения, что все три регулятора — нацбанки — будут продолжать работать, но будет какой-то класс крупных финансовых институтов, которым будут выдавать дополнительную лицензию, разрешающую одновременную работу на всех трех рынках.
Мне кажется, что правильнее первая схема и нужно в ее сторону двигаться. Но это предмет обсуждения, у нас еще несколько лет на это есть. В Европе тоже в эту сторону двигаются. В принципе можно представить себе идею, что все полномочия по надзору будут делегированы наднациональному органу, а Центробанки будут концентрироваться на своей основной работе: ДКП, платежных системах и финансовой стабильности.
Сейчас посмотрим на европейский опыт, поскольку они единого регулятора выделили, но он у них будет смотреть пока за системно значимыми финансовыми институтами. Посмотрим, окончательное решение будут принимать руководители наших государств.
— Могут ли страны ТС в какой-то перспективе согласовывать свои денежно-кредитные политики?
— Это возможно в рамках экономического союза и в рамках принятого решения о движении в сторону создания единой валюты. Но для того, чтобы даже теоретически двигаться в этом направлении, нужно определить макроэкономические параметры, как это было в свое время сделано в Маастрихте.
Но теперь же стало очевидно, что набора параметров в Маастрихтском договоре было недостаточно, потому что там всего три параметра — уровень инфляции, дефицит бюджета и уровень госдолга.
Видимо, дополнительно нужно согласовывать какие-то детали налогово-бюджетной политики, а по большому счету, политику в области рынка труда, пенсионную политику.
Какая у нас может быть пенсионная политика, когда в России 30% населения — получатели пенсии, а у нас — 10%, а в Белоруссии — 26%. У вас выплаты из бюджета 20% ВВП и даже больше, а у нас 10%. Если у разных стран разная политика, то это потом приведет к перекосам фискальной политики, а это приведет к перекосам монетарной политики. Мы все знаем ситуацию с инфляцией в Белоруссии, как мы можем сейчас проводить с ними единую денежно-кредитную политику?
Вначале все эти параметры денежно-кредитной, фискальной политики нужно согласовать, а потом их нужно выполнять все вместе, причем лет 5, а лучше 10, подряд. Только после этого можно начинать подготовительную работу по проведению единой денежно-кредитной политики и введения единой валюты. А сейчас это пока просто разговоры.
— Российский Центробанк сегодня пытается решить проблему агрессивных темпов роста потребительских кредитов, увеличивая коэффициенты риска по ссудам с ростовщическими ставками и повышая требования по резервам. Стоит ли такая проблема перед регулятором в Казахстане?
— У нас таких темпов нет, они в два раза ниже, но в целом у нас это тоже вызывает озабоченность. Эту деятельность нужно регулировать и вводить какие-то ограничения, мы тоже этим занимаемся. Целый ряд предложений рассматривается для тех банков, которые специализируются на необеспеченных банковских кредитах и у кого доля этих кредитов в портфеле превышает определенный уровень.
Для них будут вводиться дополнительные требования к капиталу. Для таких банков нужно также вводить дифференцированные требования по взносам в систему страхования депозитов.
У нас какого-то ухудшения общего качества кредитов нет, но и резкого улучшения тоже нет. Сказались накопившиеся в период кризиса проблемные кредиты. Мы создали специальную дочернюю организацию — фонд проблемных кредитов, призываем банки создавать SPV, которые бы передавали на баланс этих структур проблемные кредиты. Шесть банков такие «дочки» создали, процесс идет, но очень медленно.
— Вы видите интерес российских банков к рынку Казахстана?
— У нас сейчас работают три российских банка — Сбербанк, ВТБ и Альфа-банк. Разговоры периодически идут, но такого, чтобы приходили люди и говорили, что хотим кого-то купить или хотим создать с нуля дочерний банк, нет. У нас 16 из 38 банков с иностранным капиталом. После того, как ВТБ пришел в 2009 году, новых российских игроков на рынок Казахстана не вышло.
— Можете прокомментировать ситуацию с Халык-банком, который из-за разночтений банковского законодательства РФ вынужден судиться с российскими заемщиками?
— С учетом того, что у нас действует Таможенный союз и мы движемся в сторону экономического союза, идея о том, что казахский или белорусский банк не может давать кредиты в России или наоборот, нам не понятна. С точки зрения экономической сущности это решение какой-то логики не имеет. С формально юридической точки зрения мне сложно комментировать, суды идут. Я надеюсь, что будет принято объективное юридическое решение.
— Многие иностранные банки, неся убытки в странах с развивающейся экономикой, после кризиса меняют стратегию ведения бизнеса и уходят оттуда. Так получилось и в России. Наблюдаете ли вы такую тенденцию у себя?
— Сегодня одни отказываются, завтра другие придут. UniCredit продал свою «дочку», потому что они ее неудачно купили. Купили за два миллиарда евро, продали за 350 миллионов. Никто их не заставлял, это было исключительно добровольное решение. Грамотные игроки на высоких ценах банки не покупают. Сейчас цены на банки стоят меньше одного капитала, вот сейчас надо покупать, а они не делают это.
Потом, когда ситуация развернется и цены снова начнут расти, они опять придут и будут покупать и снова будут обжигаться, и снова продавать. Этот стадный инстинкт силен. К сожалению, ко всем развивающимся рынкам отношение одинаковое, и если происходит что-то в Мексике или Бразилии, выходить начинают из всех развивающихся рынков. Получается, что они таким образом «наказывают» наши рынки за свои собственные ошибки.
— Как продвигается в Казахстане введение нормативов «Базеля III»?
— «Базель III» — это продолжающийся процесс, целого ряда стандартов просто еще окончательно нет. Мы приезжаем в Базель на годовое собрание и слушаем какие-то разумные предложения, а потом начинает реагировать банковское лобби, которое оказывает воздействие на политиков, а те оказывают давление на международные органы.
В итоге зачастую разумные предложения внедряются медленнее, чем хотелось бы, и не так последовательно, как хотелось бы. Когда окончательно весь набор требований будет сформулирован, а я думаю, что это реально 2015 год, тогда мы и будем их внедрять. Пока на этом этапе каждая страна двигается по своему собственному расписанию.
— Начали ли банки Казахстана в тестовом режиме рассчитывать нормативы по капиталу в рамках «Базеля III»?
— Банки рассчитывают и мы сами за них рассчитываем, потом встречаемся и обсуждаем. У нас есть Совет финансовой стабильности, мы там периодически эти вопросы обсуждаем. Когда мы в первый раз обсуждали этот вопрос в 2011 году, мы предполагали «Базель III» внедрить с 1 января 2013 года, но потом начались проблемы не у нас, а в Базеле.
Поскольку у них все время были отсрочки, то никакой необходимости бежать впереди всех не было. Наши банки нормативы по капталу могут выполнять. Нужно понимать, что введение динамических провизий, дополнительных надбавок по капиталу для системно значимых банков, ужесточает требования к капиталу.
Сейчас некоторые банки свои расчеты привели, мы обираемся в конце сентября или начале октября на Совете по финансовой стабильности это все обсуждать. Плюс для нас очень важно, какими темпами будет двигаться Россия.
— В Казахстане рамках пенсионной реформы сформирован Единый национальный пенсионный фонд. Какую долю средств фонда вы планируете размещать за рубежом и в какие бумаги?
— Частным пенсионным фондам было разрешено инвестировать в бумаги за рубежом до 40% средств. Реально они вкладывали 8—10%. С одной стороны пенсионные средства были недоинвестированы в зарубежные бумаги, с другой стороны, переинвестированы в государственные ценные бумаги. Поэтому в среднесрочной перспективе 3—5 лет мы бы хотели долю иностранных ценных бумаг увеличить до 20%.
— У вас уже есть стратегия инвестирования средств?
— Сначала должна начаться процедура объединения, потому что правительство пока не договорилось с акционерами частных пенсионных фондов о схеме обмена. Потом указом президента должен быть создан совет по управлению пенсионным фондом. Когда будет совет, он определит стратегию. Управлять активами будет Нацбанк.
Мы предлагали, чтобы в совет входили два представителя от правительства, один — от администрации президента, один — от Нацбанка, два представителя финансового рынка и три независимых члена, чтобы большинство было не из госорганов. Это предложение рассматривается.
Главный принцип — сохранение, чтобы доходность была выше уровня инфляции. Поэтому какой-то агрессивной политики этот фонд проводить не будет. Нужно определиться, какая доля будет вкладываться в инструменты с фиксированной доходностью, а какая — в акции; сколько внутри страны, а сколько — за рубежом.
— На саммите стран ШОС главы государств обсудили создание банка и фонда развития организации. Вы видите необходимость создания такого банка, ведь уже существуют похожие организации типа ЕАБР?
— Казахстан всегда предлагал, что банк ШОС можно и нужно создать на базе Евразийского банка развития (ЕАБР) со штаб-квартирой в Алма-Ате, где он сейчас и находится, что позволит расширить количество стран-участников. Есть два больших игрока — Китай и Россия, как они договорятся, так все и будет. Понятно, что все остальные страны, тоже имеют право голоса. Были разные версии: создать этот банк на территории Китая или в Ташкенте. Наше предложение нам кажется логичным. Есть инфраструктура, не надо создавать с нуля.
— Будет ли Казахстан добиваться экстрадиции экс-главы БТА Банка Мухтара Аблязова? С аналогичными запросами уже выступили Россия и Украина, а сам Аблязов сейчас находится под стражей во Франции.
— У нас есть позиция правоохранительных органов, которые, понятно, настаивают на его выдаче в Казахстан. Их можно понять, потому что они отвечают за свой участок работы. Но международному сообществу будет очень сложно доказать, что если его выдадут Казахстану, то это будет справедливый суд.
Как бы наши судьи и прокуроры не старались, даже если все сделать полностью прозрачно, все равно вдогонку будут говорить, что его засудили. Хотя он никакой не политик. Правильнее для всех было бы, чтобы его судили в Англии или Франции, но по-честному — дали ему заслуженный им срок и чтобы Аблязов там этот срок провел.
И тогда никаких претензий по поводу того, что что-то было неправильно и несправедливо или с превышением полномочий не будет.
