ПриватБанк — крупнейший банк Украины. В эксклюзивном интервью агентству «Интерфакс-Украина» глава правления ПриватБанка Александр ДУБИЛЕТ рассказал о проблемах украинской ипотеки, о том, как ПриватБанк разбирается с проблемными кредитами, на сколько выросли зарплаты рядовых сотрудников банка, и о многом другом.
— Ряд показателей банка в 2011 году продемонстрировал динамику, которая требует уточнений. Например, средства банков в ПриватБанке сократились за прошлый год на 31%, в том числе в четвертом квартале на 7%. При этом в октябре-декабре-2011 к этому добавилось сокращение средств юрлиц на 7%. Как это можно пояснить?
— ПриватБанк никогда не рассматривал межбанковские займы как источник ресурсов, поэтому колебания по этой статье для нас фактически не так уж и важны.
Остатки средств на счетах корпоративных клиентов снизились. И эту тенденцию мы видели не только в четвертом, но и в третьем квартале. Во многом она связана с изменением налогового законодательства. Это объективная картина. Сказываются и макроэкономические изменения: мировая ситуация вносит серьезную лепту в этот процесс. По физическим лицам мы видим другую ситуацию — растут как срочные депозиты, так и остатки на текущих счетах. За первые два месяца 2012 года на 3,2 и 1 млрд гривен соответственно.
— Но в наших условиях опираться в основном на депозиты физлиц довольно рискованно. Ведь все срочные депозиты де-факто мгновенно могут превратиться в средства до востребования?
— Ну, это умозрительно. Нужно смотреть на историю. Наша история знала очень сложные времена. У нас была «оранжевая» революция, выборы, изменения налогового поля и волнения от того, что вот-вот начнут взимать налоги с депозитов. И, тем не менее, когда речь идет о маленьких депозитах, они демонстрируют устойчивость. На 1 марта депозитный портфель физлиц составляет 60,7 млрд гривен, остатки на счетах физлиц — 12,9 млрд. А средний размер депозита по ПриватБанку — это порядка 5 тыс. гривен.
— Что все же происходит со средствами банков в структуре пассивов? На ПриватБанк не закрывают лимиты другие кредитно-финансовые учреждения?
— Нет, лимиты никто не закрывает. Мы сейчас видим тенденцию к сокращению международных банковских операций, в первую очередь, в Европе. Она касается всех направлений. Цены, которые сегодня нам предлагает международный рынок заимствований, очень высокие.
Что касается лимитов, то здесь речь идет, прежде всего, о финансировании международной торговли. Эти линии работают. Во-вторых, заимствования: синдицированные займы, евробонды и сделки секьюритизации. Синдицированные кредиты мы не очень любим использовать, поскольку конечная ставка по этим операциям достаточно высокая. Из секьюритизированных сделок у нас осталась только одна. Там было порядка 125 млн долларов, а осталось около 35 млн долларов. Она практически вся амортизировалась — заемщики погашают кредиты и, по мере этого, уменьшается ее объем. Кроме того, у нас завершилась сделка по евробондам — в феврале ПриватБанк погасил 500 млн долларов. Это была плановая операция.
— Цена — это единственное препятствие на пути привлечения рефинансирования из внешних источников?
— Нет, не только. Сегодня для валютных кредитов нет такого широкого применения, как раньше. Население кредитовать в валюте нельзя. Корпоративных заемщиков тоже нельзя, если у них нет достаточных поступлений от экспортных операций.
— Если государство начнет привлекать валюту у населения под 9,5%, то, наверно, банкам не будет смысла и на этот рынок выходить? Насколько банкам интересно будет конкурировать с государством?
— Конечно же, такие инструменты — это всегда соотношение спроса и предложения. Но вкладчик — это не только ресурс. Это взаимоотношения с клиентом. То есть, сегодня вкладчик, а завтра — заемщик. Более 30% вкладчиков ПриватБанка становятся заемщиками. Причем, это квалифицированные заемщики, у которых есть период для привлечения средств и время для их накопления. Это правильные взаимоотношения клиента и банка. Поэтому я не вижу причин, чтобы банк перестал обслуживать тех вкладчиков, которые предпочитают хранить сбережения в валюте.
Кто-то больше доверяет доллару, кто-то рублю. Кстати, после того, как Нацбанк назвал российский рубль резервной валютой, мы пересмотрели свою позицию в этом отношении и начали привлекать депозиты в рублях. Это не такой уж большой объем. Но в Крыму, в Севастополе большое количество клиентов, которые видят резервную валюту в рубле, а не в долларе. Мы считаем, что будет неправильно их отталкивать и говорить — давайте вклады в швейцарских франках или евро.
— Макроэкономический вопрос. Во второй половине прошлого года было такое ощущение, что мы снова вернулись в 2008 год и глобальная спираль кризиса вновь нас затягивает. Как можно оценить ситуацию сегодня?
— Мне кажется, повторение ситуации 2008 года уже невозможно. Ведь что тогда, в 2008 году произошло? На рынок шли достаточно большие деньги, которые выдавались в виде ипотечных кредитов. Раздуваемый ипотечный пузырь тащил за собой целые отрасли промышленности. Потом в одночасье приток денег сократился. Западные банки начали выводить свои средства назад. Посмотрите, как сокращаются балансы тех банков, которые были по ипотеке на первый-третьей позиции: после возвращения кредитов деньги выводятся. Сейчас все это постепенно меняется, есть какие-то внутренние тенденции, но они не так ярко выражены и, в конце концов, не имеют таких больших масштабов.
А информационный фон — это, наверно, недостаток нашей культуры. Как реагируют на такую ситуацию наши коллеги за рубежом? У них там все очень непросто. Но они реагируют сдержанно, спокойно анализируя ситуацию. В Украине же, если на одну или две копейки изменился курс доллара, сразу начинают писать: «все пропало», «у нас катастрофа», «беги» и так далее. Мне кажется это неправильно.
Конечно, рассуждать о каких-то вещах на микроуровне сложнее. Но они для нас сейчас более важны: что происходит в булочных, в автомастерских, сколько предпринимателей готовы развиваться и увеличивать количество рабочих мест, насколько уменьшилось давление фискальных органов. Для страны это намного важнее, чем хождение курса до 8,3 грн/доллар или снижение до 7,5 грн/доллар. Курсы валют развитых стран ходят туда-сюда намного больше — и ничего страшного.
— Но Нацбанк загнал себя в ловушку.
— Причем тут Нацбанк?
— Приучил к тому, что удерживается курс.
— Сегодня, если говорить о национальной валюте, то совсем не факт, что она переоценена. Скорее всего, она недооценена. Девальвация национальной валюты — это, конечно, меньшее зло, чем инфляция. Но это тоже наркотик. Особенно в экспортно-ориентированной экономике. Сесть на этот наркотик — тупик для экономики.
— Эксперты говорят, что все наши соседи — Россия, Польша, Венгрия, Турция — девальвировали национальные валюты на 10—20%. Соответственно, наши экспортеры теряют свои конкурентные преимущества.
— Разве можно считать нормальным, когда 40% ВВП страна дает на экспорт? А если будет девальвирована национальная валюта, то это уже будет 50—55%. Какую тут ставить цель — 90% ВВП на экспорт? Тогда это будет полная зависимость от внешних рынков. А если завтра скажут, что металл не нужен, то вся страна должна пойти в отпуск погулять?
Тут не так все просто. Поэтому я не согласен с негативной оценкой политики стабильного курса. Другой вопрос, что коридор должен быть больше и внимание этой теме — меньше, тогда не придется тратить валютные резервы для сглаживания незначительных колебаний.
— Будет ли этот год проще, чем предыдущий?
— Наверное, 2012 год будет проще. 2011 год был какой-то рваный: в первый половине мы были очень воодушевлены тем, что все развивается, а потом рост замедлился. Но это фон, это психология — правильно говорят, что кризис в головах.
По европейскому телевидению шел достаточно жесткий поток негативных экономических комментариев, связанный прежде всего с греческим кризисом. Нам до конца этого не понять — у нас таких проблем не было. Но это давление влияло на настроение второй половины года. Конечно, мы переживали, как это скажется на внутреннем рынке. Слава Богу, не сказалось.
— Вопрос по бизнес-плану банка на 2012 год. Каким ожидается кредитный портфель, активы в целом? Какое видение чистой прибыли?
— В этом году, думаю, прибыль будет на уровне 2011 года или даже лучше.
По кредитному портфелю мы не ждем значительного прироста. Во многом это из-за того, что мы не рассчитываем на ощутимое изменение внешней конъюнктуры. Даже если сделки и произойдут какие-то по привлечению средств на внешнем рынке, то это сделки второй половины года. Что касается структуры активов: конечно, юрлица сегодня надежнее — есть кредитная история, есть понимание того, как эти средства используются.
По физлицам будем давать маленькие кредиты. Кроме того, неплохо себя чувствует программа «Авто в кредит». Конечно, она идет совершенно не в тех масштабах, как до 2008 года. Но мы рассчитываем, что объем остатков не изменится — возврат кредитов и выдача новых будут сбалансированы.
— А что с ипотекой?
— По ипотеке вопрос даже не в ресурсах. Вопрос в том, что действующее законодательство достаточно сложное для кредитора. Мы убедились на практике, что в ипотеке оно развернуто в сторону интересов заемщиков. Сегодня Государственное ипотечное учреждение говорит: есть деньги, давайте кредитовать. Мы говорим: а выселять вы будете? Говорят — нет, выселяйте сами. Цена кредитов здесь на втором плане.
В Америке все совершенно по-другому. Там банк выписал ордер, и человека выселили: с детьми, без детей, с судами, без судов. Это основа для того, чтобы делать маленькую маржу. Если этого нет, то понятно, что за обманщиков будет платить нормальный заемщик — за тех, кто не выселяется, говоря: проживу еще пять лет, а там уже делайте, что хотите.
Поэтому ипотеки не будет, пока законодательство будет построенным под интересы заемщика.
Пока мы видим популизм депутатов, которые говорят, что банки во всем виноваты. У нас, опять же, не Америка, где банки на фондовых операциях, деривативах и прочих спекулятивных сделках с ценными бумагами имели сверхдоходы. Никаких сверхдоходов в Украине не было — это все можно увидеть, анализируя балансы банков. Некоторые получили сверхубытки, а не сверхдоходы. Поэтому не получиться использовать то, чего не было, для удешевления кредитов. Просто не будет кредитов, которые невыгодно выдавать.
— А какие точки роста вы видите?
— Розница юрлиц и физлиц будет расти, в первую очередь, по количеству добросовестных заемщиков, а не по сумме кредита. Для этих заемщиков банки будут применять все более сложные инструменты. Сложные с точки зрения их технологии, но с точки зрения клиента эти продукты, наоборот, будут становиться очень простыми.
Такие, как кредитные карты с льготным периодом уплаты процентов. Или очень интересный продукт «оплата частями» — когда приходишь в магазин и оплачиваешь равными частями покупку. Этот продукт популярен в Израиле и Турции. Он сложный, технологичный, поскольку не требует подписания каких-то договоров. При этом есть варианты, когда ритейлеры субсидируют интерес, и варианты, когда сам заемщик оплачивает проценты по определенному графику: в чеке отображается то, сколько времени он должен будет оплачивать этот продукт и какие у него будут платежи в течение 12 месяцев. Он видит цену и ежемесячные платежи.
— А по отраслям?
— Экспортно-ориентированные, энергетические отрасли сейчас чувствуют себя хорошо. У села проблема — им заложить нечего и низкая культура взаимодействия с банками. Когда есть высокая культура, имеется кредитная история — тогда нормальная ситуация. Конечно, в Украине кредитование производителей сельскохозяйственной продукции — это правильная тема. К сожалению, пока культура взаимодействия между банками и корпоративными клиентами, которые делают этот бизнес, остается на низком уровне.
— В связи с этим вопрос о недобросовестных заемщиках. Объем безнадежных кредитов у ПриватБанка вырос за 2011 год на 77%, в том числе за четвертый квартал на 24%.
— Эти цифры вовсе не говорят об ухудшении качества портфеля, здесь требуется более глубокий анализ. Львиная доля недобросовестных заемщиков и их кредиты проявили себя в 2008—2009 годах и за этот период они перешли из категории стандартных (высшего качества) до категорий низшего качества, в частности, классификации «безнадежные».
Сегодня, в 2012 году, по сравнению с 2008 или 2009 годом количество выходов на просрочку уменьшилось в разы, то есть, количество проблемных клиентов у банков уменьшается.
Вместе с тем, объем резервов, за счет которых банк готов списать кредиты, вырос. Нашим банком сегодня сформированы резервы под «плохие» кредиты в размере 23 млрд гривен. Резервы и проблемные кредиты — это не совсем одно и то же. Ведь там есть кредиты еще с прошлого века, которые уже давно нужно списывать. Чем дольше работает банк, тем чаще складывается впечатление, что у него таких кредитов все больше.
Очень многие «плохие» кредиты мы хотели бы списать, но не можем в силу определенных законодательных моментов: процедура банкротства, особенно, юридических лиц, тянется годами. Можно на это посмотреть и по-другому: после полного формирования резерва под «безнадежный» кредит, негативное влияние его невозврата в будущем равно нулю. Но мы уверены, что безнадежных кредитов на самом деле не бывает. Банк не прекращает работу по возврату таких задолженностей, рано или поздно задолженности погашаются. И любое такое погашение в будущем будет иметь только позитивный эффект на финансовые показатели.
— Новый закон о банкротстве, который через год вступит в силу, не улучшит ситуацию?
— Посмотрим. Нужен же не только закон, но еще и судебная практика.
— Относительно конкурентной среды. Европейцы уходят, но приходят россияне. И складывается такое впечатление, что у них неисчерпаемый ресурс.
— Неисчерпаемость — это преувеличение.
— Ну, как минимум, в период их выхода на рынок — 2009—2010 годы: ВТБ Банк, Сбербанк, Проминвестбанк. Сейчас они уже оккупировали группу крупнейших. Не ощущаете давление с их стороны?
— Мы очень внимательно относимся к российским банкам, они наши реальные конкуренты. Но захотят они сюда давать большое количество денег из России? Я не знаю. Пока они дают те деньги, которые собирают здесь, на украинском рынке, как и мы. Это нормальная работа и я очень уважительно к ней отношусь. Вижу, как работает Альфа-Банк, ВТБ — у них довольно высокие ставки по депозитам. Они собирают средства, занимаясь настоящей правильной банковской работой.
— То есть, не существует большой разницы между, например, BNP Paribas или UniCredit, и Сбербанком или Внешэкономбанком?
— Разница, конечно, есть. В чем-то сильны банки с европейским участием — там есть технологии, высокая культура, правильное понимание бизнеса, которое складывалось, в некоторых случаях, столетиями. Но креативность выше у российских коллег. Это, наверно, в силу каких-то ментальных, коммуникационных вещей. Российский рынок очень похож на наш и быстро развивается, не в смысле увеличения, а в смысле изменений.
— Лидерство ПриватБанк никому не намерен уступить?
— Конечно, мы постараемся никому лидерство не уступить. Для этого просто нет оснований. У нас сегодня 16 млн клиентов, которые с нами работают. Мы ставим рекорды по показателям процессингового центра, по показателям ежедневных коммуникаций. На новогодние праздники у нас было 2,2 млн уникальных контактов в день: то есть, если вы два раза подошли к банкомату или терминалу, — это один контакт.
— То есть, за исключением детей…
— Зачем исключать? Дети у нас сегодня тоже уникальные контакты. У нас есть программа «Юниорбанк», давно уже есть «Детские продукты». Возможно, это наша точка дифференциации. Например, в Грузии президент Саакишвили поставил задачу убрать наличные из школ. Очень правильная задача. Наличные не очень хорошо, особенно для школы. Эта задача хорошо легла на нашу идеологию. Мы и раньше этим занимались, проводили уроки экономики и финансов, тренинги, ставили POS-терминалы, выдавали детские карты, даже книгу выпустили — «В банке, как в танке» и цикл мультфильмов для самых маленьких.
— Плавно подошли к вопросу об IPO. Эта перспектива обозначилась весной прошлого года.
— Ну, от нас вы не слышали о таком решении.
— Не слышали, но мы общаемся с юридическими компаниями. Знаем, что была нанята команда экспертов. В конце концов, менеджеры получили акции банка, что для инвесткомпаний и для многих на этом рынке было очевидным сигналом к тому, что банк готовиться к чему-то. Что сегодня вы можете сказать об этом?
— Ничего не могу сказать. Для вас, как для экспертов, это также должно что-то означать. Проанализируете и поймете: то, что я не говорю на эту тему, должно быть информативным.
— Уже понятно. То есть про кипрскую Triantal спрашивать нет смысла?
— А что это за компания?
— Это компания, которая значится в числе крупнейших акционеров банка.
— Я даже ее названия не вспомнил. Это технический нюанс — способ организации определенных операций.
— По консолидированному надзору. В общем представлении ПриватБанк является частью группы «Приват». С учетом законодательных изменений банк уже оформил свою финансовую группу? Кто в нее входит?
— В финансовую группу входят наши дочерние банки: в Грузии, Латвии, России, кипрское подразделение. Кроме того, у нас есть филиалы в Италии, Германии, Португалии. То есть, география достаточно большая.
— А страховые компании?
— Страховых или других финансовых компаний в группе нет. Есть лизинговая компания, с которой мы работаем на консолидированной основе. Есть еще несколько фондов, в частности, пенсионный.
— Пенсионный фонд — он внутренний или открытый?
— Он открытый. Но пенсионными фондами люди не очень активно пользуются, поэтому там не такой уж большой объем операций.
— Может быть, коллекторские компании?
— Нет. У нас 95% операций, связанных с возвратом долгов — это работа наших внутренних коллекторов. В каких-то редких случаях мы продаем долги, чтобы проверить эффективность нашей работы или посмотреть на какие-то супервыгодные условия взаимодействия с коллекторской компанией. Но в основном работаем сами. Потому что мы, на самом деле, не хотим сориться с заемщиком. Если просроченный кредит не связан с мошенничеством, мы хотим, так или иначе, сохранить клиента.
— Еще вопрос по зарубежной сети. Оказалось ли оправданным ее построение?
— Главный наш экспортный потенциал — это люди, которые работают за рубежом. Нужно попытаться их обслуживать: они квалифицированного банковского обслуживания не получают. Это не потому, что зарубежные банки не умеют работать хорошо. В ряде случаев наши соотечественники им не интересны как клиенты. Или же наши сограждане бояться идти в западные банки.
— Как может поменяться сеть: в какие страны может еще прийти ПриватБанк за украинцами?
— Пока не видим таких направлений. Нужно в Германии и в Италии нормально начать работать. Речь идет не о качестве обслуживания, а о количестве клиентов. Сети как таковой там нет — есть отделение. Мы хотим, чтобы оно работало, чтобы там «стояли очереди», чтобы были люди.
— И основная цель там — обслуживание именно наших граждан?
— Ну, немцы к нам не пойдут.
— В прессе и интернет-изданиях время от времени появляются слабо аргументированные критические статьи о ПриватБанке. В последнее время такие снова замечены. Вы ни с кем из сильных мира сего не ссорились?
— Мы поддерживаем конструктивные отношения с властью. По другому бизнес такого масштаба, как наш, работать не может. Это было всегда, так будет и в будущем. Но у банка и у любого бизнеса всегда есть недоброжелатели. Приведу пример, отбросив случаи нечестной конкурентной борьбы, которые также бывают. Мы остановили платежи МММ. Практически мы были единственным банком, который не сделал вид, что мы не умеем читать. Когда мы принимали это решение, у нас было понимание о том, с кем мы имеем дело. Понимали, что людям не тяжело будет потратить денег на статью, которая появилась в интернете. Организовывали и демонстрации с требованием вернуть деньги. Но это в чистом виде пирамида. Мы сказали: пожалуйста, возвращаем деньги всем, но только плательщикам, а не десятникам и сотникам, которые устраивали эту пирамиду. До сих пор возвращаем. Конечно, мы поссорились с тем красавцем, который за ниточки дергает. Но что поделаешь.
— Государство вас поддержало?
— Нам сказали — какой интересный опыт, дайте все материалы. Мы дали.
Почему мы пошли на это, хотя и понимали, что такое столкновение приведет к появлению проплаченных статей и так далее? Потому что когда эта пирамида рухнет, наши клиенты вспомнят, и скажут спасибо.
У нас очень удобная инфраструктура, удобные инструменты — легко открыть счет, легко положить-получить деньги. Вся инфраструктура создана для удобства клиентов. Но когда нашу инфраструктуру используют, чтобы грабить наших клиентов, мы не должны принимать в этом участие и должны сказать об этом вслух. Я также считаю, что квалифицированные люди должны разобраться, почему после такого нашего шага появляются непонятные материалы, в которых говориться, что мы у кого-то чего-то украли. Он должны разобраться, и сказать, в чем тут дело.
— Сотрудники ПриватБанка «скрипят», что администрация закручивает гайки: нагрузка растет, зарплаты снижаются, идут увольнения.
— Это неправда. За прошлый год уровень зарплат у рядовых сотрудников банка в среднем вырос на 18%. Но чтобы получать большую зарплату, надо хорошо работать — производительность на одного сотрудника за год также выросла в среднем на 19%. В ПриватБанке зарплата выросла у лучших сотрудников, а у худших — не выросла.
У нас работает система оценки качества. Когда клиент вышел из отделения, а ему звонят и спрашивают: как вас обслужили, хорошо или плохо? Работа этой системы привела к тому, что даже если у операциониста болит живот, он все равно будет вам улыбаться. Я считаю, что это правильно. Конечно, кто не хочет этого — «скрипит». Раньше можно было нахамить, а сейчас система этого не позволяет сделать.
Я очень люблю наших сотрудников и считаю, что они, в подавляющем большинстве, квалифицированные люди, но в этом вопросе я на стороне клиентов.
Чтобы больше платить, нужно правильно считать. Просто так больше платить нельзя. Что, у нас стоимость обслуживания выросла, эффективность резко повысилась или маржа в валютообменных операциях выросла? Нет. Следовательно, чтобы получить больше, сотрудник должен сделать большее количество операций. То есть, нужно научиться считать, оценивать качество и платить за сделанную работу. Мы дали возможность нашим сотрудникам работать больше и получать больше. И мы будем продолжать это делать.
Я очень часто слышу: пойду в соседний банк — буду там меньше получать, но и делать же ничего не буду. Ну, и ради Бога. Но 2 млн обращений клиентов в банк в сутки кому-то нужно обработать и сделать это с высокой производительностью и качеством.
— По уставному капиталу какие-то изменения возможны?
— Пока он нас устраивает.
— Последний вопрос — по депозитарию. ПриватБанк готов обменивать акции ВДЦБ на акции НДУ?
— Каких-то определенных планов у нас нет. Сегодня мы проводим консультации с Нацбанком по этому вопросу. И Нацбанк тоже слушает мнения участников рынка, выступая консолидатором изменений. Это ведь регуляторная функция. Если Нацбанк взялся, то пусть делает так, как он считает нужным. Не вижу тут каких-то коммерческих интересов.
