Больше половины корпоративного кредитного портфеля банка «Возрождение» — это займы предприятиям малого и среднего бизнеса. О том, с какими сложностями может столкнуться финансовая организация при работе с клиентами-юрлицами, в интервью порталу Банки.ру рассказала заместитель председателя правления банка Людмила ГОНЧАРОВА.
— Ключевое направление деятельности банка — кредитование предприятий малого и среднего бизнеса. Почему банк выбрал именно это направление деятельности? Не планируется ли что-либо менять в структуре активов банка в ближайшей перспективе?
— Исторически, на протяжении 20 лет, банк постоянно занимался кредитованием реального сектора экономики, и нашим основным сегментом были и являются предприятия малого и среднего бизнеса. Что касается конкретных цифр — если весь корпоративный кредитный портфель у нас на начало года составлял порядка 110—112 миллиардов рублей, то задолженность по кредитам предприятиям малого и среднего бизнеса была около 70 миллиардов рублей (по данным МСФО за третий квартал). А по количеству кредитующихся — это 80% наших корпоративных клиентов.
— Уровень просроченной задолженности по кредитам малому и среднему бизнесу выше или ниже, чем по кредитам крупным предприятиям?
— Он, может быть, на 1—1,5% выше, чем уровень просрочки по крупному бизнесу, поскольку предприятия МСБ более уязвимы, им труднее сохранить свой бизнес в случае различных колебаний на рынках, посткризисных например.
— А каков вообще уровень просрочки?
— 10% по кредитам МСБ, по всему портфелю юридическим лицам сейчас около 8%, планируем снижать до 7%.
— Каким-то образом менять направление деятельности не планируете? В розницу, например, уходить?
— Розницу, если кредитовать очень осторожно, можно за год увеличить на 20—30%. Вот как раз на этот год мы планируем 20-процентный прирост розничного портфеля. Это не такой уж большой объем, если посмотреть на размер нашего портфеля: сейчас 20 миллиардов рублей, на 20% увеличим — будет 24 миллиарда. Наращивать портфель более высокими темпами — это значит идти уже на более высокие риски. Мы стараемся сильно не рисковать. Потребительские кредиты «на улицу» мы не продаем, сейчас есть небольшое ускорение в выдаче ипотеки. 4,1 миллиарда рублей ипотечных кредитов мы секьюритизировали, теперь снова наращиваем портфель. Так что ипотека, конечно, у нас развивается. Но, чтобы существенно увеличить объем кредитования маленькими суммами, надо очень большое количество кредитов выдать.
— То есть вообще никаких изменений в бизнес-модели в этом году не планируется?
— Помимо кредитования малого и среднего бизнеса, мы планируем развивать проект, который запустили еще в прошлом году, — микрокредитование. По стоимости, по выдаче кредитов, по цене и по срокам микрокредитование отличается от обычного кредитования малого и среднего бизнеса. Это ссуды до 7 миллионов рублей сроком на три года, их погашение происходит ежемесячно аннуитетными платежами. Малым предприятиям свой долг гасить регулярно, маленькими суммами легче, чем одновременно одну большую сумму заплатить через год. Этот проект у нас сейчас действует в двух филиалах Московской области — в Сергиевом Посаде и Ногинске, а также в трех региональных подразделениях — Волгограде, Ставрополе и Новороссийске. А дальше, как только наработаем опыт, мы планируем расширять действие этого продукта и к концу года намерены предоставлять его во всех филиалах.
— На какие предприятия рассчитан этот продукт? Приведите пример.
— Это маленькое индивидуальное частное предприятие, небольшая парикмахерская или фирма по грузоперевозкам, у которой в собственности всего несколько машин. А малый и средний бизнес — это уже более крупные предприятия с выручкой 20—50 миллионов рублей.
— Чтобы наглядно было, сеть кофеен — это средний бизнес?
— Сеть кофеен — это уже средний бизнес. Вообще, это большое хорошее предприятие. Как правило, занимается производством. Например, производит консервы. Или это молочный завод, или несколько компаний — молочных заводов.
— А микрокредитование — это не очень рискованно?
— Здесь мы не изобретали велосипед, мы опирались на опыт ЕБРР, вместе с ним изучали возможности работы по данному направлению. Специально для этого приглашали консультантов. Опыт ЕБРР распространен в том числе и на ряд российских банков, мы использовали его методику, практически не изменяя ее. Результаты внедрения этого продукта за границей и в российских банках показывают, что методика у него правильная. Потому что здесь предприятие совместно с банком составляет календарь платежей, оно ежемесячно платит банку маленькие суммы, ему так легче. Клиент постепенно привыкает к финансовой дисциплине. Мы анализируем все составляющие его денежных поступлений, вместе с ним мы выстраиваем поток платежей. Конечно, работа еще покажет, но, на наш взгляд, по этому продукту доходность выше, а риски незначительные. Ставки по микрокредитованию будут несколько выше, чем по обычным кредитам, но не такие высокие, как в некоторых других банках, где они достигают 18—19%. Мы же планируем порядка 14—16%.
— Какие залоги банк принимает в обеспечение по кредитам?
— Если речь идет о крупном предприятии или МСБ, то основная составляющая залога — это недвижимость и товары в обороте. Но весь вопрос даже не столько в самом предмете залога, сколько в том, кому он принадлежит и что юридически довольно часто получается при кредитовании, что это залог третьих лиц.
— Что это значит?
— Например, есть предприятие, занимающееся производством и реализацией молочной продукции. Есть у него балансодержатель, которому юридически принадлежит здание молочного завода, оборудование и так далее. Есть еще торговый дом, который пользуется этим зданием, оборудованием и занимается непосредственно выпуском молочных товаров. Также существует компания, которая закупает сырье для производства. То есть одновременно есть несколько предприятий, которые занимаются выпуском молока, творога, кефира…
— А кредит вы кому даете?
— Кредит мы даем, допустим, торговому дому, потому что у него идут обороты и выручку получает тоже он. А залог нам предоставляет балансодержатель. Если заемщик не выплачивает кредит, то мы обращаемся в суд с целью вернуть свои деньги. Если на счете предприятия денег нет, оно банкрот, то мы обращаем взыскание на заложенное имущество. И вот сегодня арбитражная практика сложилась таким образом, что банку нужно доказывать, что он имеет право на этот залог. Что у залогодателя и заемщика есть хозяйственные отношения. Если у балансодержателя и торгового дома юридически разные учредители, никак не связанные между собой, то обращение взыскания на залог очень проблематично.
— А они — торговый дом и балансодержатель — в суде своего «родства» не признают?
— Нет.
— Хорошо, но почему они вообще должны быть как-то связаны, эти учредители? Какая разница, если балансодержатель поручается за торговый дом и подписывает соответствующий договор?
— Потому что взыскание залога приводит к банкротству балансодержателя, юридически стороннего заемщику предприятия. Мы залог взыскиваем, а балансодержатель начинает эту сделку оспаривать, поскольку его требование к торговому дому, которое возникает после взыскания банком залога, не может быть удовлетворено и он становится банкротом. Поэтому надо доказывать заинтересованность балансодержателя в получении кредита от банка торговым домом. Хотя, по логике, почему мы должны возвращать залог, даже если это стороннее предприятие? Оно же само, в здравом уме и светлой памяти, согласилось выступить залогодателем, рискнуть своим имуществом. Почему банк должен заботиться о том, чтобы оно не обанкротилось?
— Все-таки странно. По физлицам совсем другая практика, там поручитель по кредиту несет ответственность едва ли не больше, чем сам заемщик, и в случае чего расплачивается с банком по полной программе.
— Да. Потому что там нет банкротства. А здесь… просто ухищрения недобросовестных заемщиков.
— Но зачем, если все так сложно, вообще предоставлять кредиты таким предприятиям, у которых заемщик — одно юрлицо, залогодатель — другое?
— Ну вот и получается, что не надо выдавать. А у нас в стране больше половины предприятий подобным образом устроены.
— Вы давно с этим столкнулись?
— Да вот, в последние полгода мы с этим сталкиваемся. В моем представлении, суды должны защищать банки, чтобы банкам возвращались кредиты и чтобы банки были сильными и кредитовали экономику и были уверены, что если они дали заемщику кредит, то смогут его вернуть.
— Как это влияет на кредитование? Ставки, например, по кредитам из-за таких случаев повышаются?
— Объем этих потерь ставкой не отобьешь. Да и чем выше ставка, тем риск выше. Мы, конечно, теперь, если понимаем, что предстоит взять залог третьих лиц и не можем доказать, что эти предприятия связаны финансово-хозяйственной деятельностью или у них одни и те же акционеры, мы просто не берем залог третьих лиц и отказываем в кредитовании. Ну это же парадокс.
— А если бы судебная практика была другой, вы бы им заем предоставили?
— Конечно.
— Ну а если залогодатель и заемщик — одно лицо, проблем никаких не возникает?
— Возникают. Например, случай, когда клиенту открыта кредитная линия, скажем, на 50 миллионов рублей. Он берет эту сумму, потом гасит, снова берет, снова гасит и так далее. Допустим, на 1 апреля у него хороший баланс, не предвещающий ничего плохого, а к 1 июля заемщик решил обанкротиться, даже не важно, по каким причинам. И, допустим, оказывается, что он эти 50 миллионов гасил после 1 апреля и на эту же сумму взял новый кредит. Таким образом, получается, что в последний раз он гасил кредит в период шести месяцев перед банкротством. И другие его кредиторы, не всегда добросовестные, идут в суд и требуют вернуть последнюю погашенную сумму в конкурсную массу. И нам приходится ее возвращать.
— То есть сейчас в законодательстве есть такой момент: что, если в течение определенного срока до банкротства предприятие выплачивает что-то банку по кредиту…
— …эти выплаты могут оспариваться. И возвраты в виде залогов, и возвраты — погашения кредитов. Суд говорит, что мы не можем удовлетворять свои требования прежде других кредиторов. А почему — если у нас по срокам, прописанным в договоре, было погашение кредита этим заемщиком? Знаете, в чем суды упрекают банки?
— В чем же?
— Что, обслуживая предприятие, которое потом банкротится, видя его финансовые потоки, обороты по счетам и оценивая его финансовое положение, банк продолжает тем не менее его финансировать и, понимая, что оно становится все хуже и хуже, в предбанкротный период получает исполнение обязательств по кредитным договорам — и с обеспечением, и овердрафтов без обеспечения. Вот на практике банки упрекают финансовые организации в том, что они как никто другой должны были и имели возможность эти риски оценить и прекратить предоставлять займы предприятию.
— А другие кредиторы не должны и возможности такой не имели?
— Видимо. Банки — специалисты, а другие кредиторы, по всей вероятности, — нет. Но если у предприятия, которому мы выдали кредит, ухудшается финансовое состояние, забрать деньги — это значит лишить его возможности выжить. Мы же продлеваем с ним кредитный договор, идем предприятию навстречу, чтобы оно выжило. А если заемщик недобросовестный, начинает выводить деньги и потом сам себя объявляет банкротом, то при чем здесь банк? Мы, выходит, должны быть ясновидящими и понимать, что в течение шести месяцев клиент банкротится. Тогда вообще никому нельзя давать кредиты и бояться возврата самого кредита…
— Наверное, вы не единственный банк, который с этим столкнулся. Каким образом банки пытаются решить такие проблемы? Есть уже какие-то предложения, может быть, именно по изменению в закон?
— Пока все на уровне обсуждения. До сегодняшнего дня мы обсуждали эти проблемы в Ассоциации российских банков, собираемся вынести на обсуждение в Торгово-промышленной палате.
— Понятно. А что сейчас происходит со ставками по кредитам МСБ? Они выросли с конца прошлого года? Фондирование для банков все дорожает…
— Да, ставки немного выросли. Сейчас они на уровне 11,5—12% по кредитам МСБ. Если еще осенью прошлого года не было таких ставок и сами предприятия как-то с осторожностью кредитовались по таким ставкам, то в январе мы видели и сейчас видим, что эти ставки рабочие.
— А осенью были порядка 10%, по-моему?
— Да, 9,5—10,5% максимум. С нового года расти начали. Теперь, думаю, если и будут какие-то изменения, то не раньше апреля-мая. Здесь многое будет зависеть от госбанков, пойдут ли они на повышение ставок по депозитам или нет. Как вообще будет с источниками фондирования, какова будет бюджетная политика.
— А сейчас как вы оцениваете ситуацию с ликвидностью? Она была напряженной осенью.
— У нас была совершенно не напряженная ситуация с ликвидностью.
— У вас да, но на рынке вообще была напряженной.
— Проблемы были в октябре — ноябре, а в декабре бюджетные деньги пришли и все. Сейчас чувствуется, что денег не так много, как в прошлом году, но до нехватки еще не доходит.
— У вас 40% пассивов — вклады населения. Может быть, вы собираетесь объем вкладов сокращать?
— Это стабильная база. Мы ее уже нарастили, это очень хорошая, достаточно постоянная и надежная часть наших заимствований, которая менее подвержена резким колебаниям, чем те же депозиты крупных корпоративных клиентов. Если говорить про стоимость, корпоративные депозиты бывают дешевле, а бывают намного дороже средств населения. Поэтому ставки по вкладам физлиц находятся в более узком диапазоне и сам этот ресурс более стабилен. Мы планируем соотношение в 40% удерживать в дальнейшем.
— То есть у вас политика сохранения 40%. И активно наращивать вклады вы тоже не собираетесь?
— Нет, мы на протяжении всех 20 лет резких колебаний вообще не делаем. Если агрессивно наращивать депозитную базу, сразу все начнут говорить. Мы спокойно, аккуратно увеличиваем объем заимствований, так меньше риска.
— Планируете ли повышать капитал? Были ведь планы по SPO?
— В этом году SPO, конечно, не будет. Рынки должны успокоиться. Мы рассматриваем увеличение капитала и другими способами. Возможно, субординированный кредит привлечем.
Беседовала Женни ЛУБЕНЕЦ,
