Игорь Николаев
директор Института стратегического анализа «ФБК»
США, Канада, Япония и ЕС ввели новую порцию санкций против российских банков, компаний, политиков и чиновников. Директор Института стратегического анализа «ФБК» Игорь НИКОЛАЕВ рассказал в интервью порталу Банки.ру, началась ли уже экономическая изоляция России, как она отразится на банковском секторе и поможет ли нам создать качественно новую экономику.
— Какова вероятность экономической изоляции России?
— Смотря что мы понимаем под экономической изоляцией. Можно сказать, что процесс экономической изоляции России уже начался. Мы, кстати, и своими руками эту изоляцию усиливаем. Возьмем закон «О национальной платежной системе». Размер обеспечительного взноса для международных платежных систем сделает невыгодным их бизнес в России. Таким образом, мы выталкиваем игроков с рынка. Внешние рынки тоже практически закрылись для нас как источник финансирования из-за пересмотров рейтингов. Это уже изоляция, хотя и не такая масштабная, какой она может стать в перспективе.
— Возможен ли радикальный поворот России в сторону Восточной Азии в случае экономической изоляции со стороны ЕС и США?
— Прежде всего, нужно помнить, что Европа — наш основной внешнеторговый партнер. Доля Европы во внешнеторговом обороте России составляет около 50%. Поэтому если изоляция наступит с этой стороны, будет очень плохо. При этом не надо забывать, что и с Украиной у нас был довольно объемный на фоне других стран СНГ торговый оборот. Ее доля составляла 4,6—4,7%. В свою очередь, для западных партнеров мы не столь значимы. Доля России в экспорте США составляет 0,7—0,8%. Кроме того, Штаты сейчас находятся в фазе экономического подъема, а мы — на стадии экономического спада.
Представители российской власти возлагают надежду на страны Восточной Азии, но на это тоже не стоит уповать слишком сильно. Политику США по отношению к России будут поддерживать и другие страны. Не факт, что Китай примет нас как партнера с распростертыми объятиями. Эта страна уже сейчас добивается от России максимальных скидок по поставкам сырья и энергоносителей, из-за чего мы уже много лет не можем договориться по экспорту газа. Если посмотреть на данные 2012 года, доля ЕС в экспорте Китая составляет 17,9%, доля Штатов — 17,2%, а доля России — 1,9%. Мы для Китая в разы менее значимы, чем наши санкционеры. А Китай отличается чрезвычайно прагматичностью: он прежде всего считает деньги.
— Сколько времени понадобится для экономического поворота России на восток?
— Если взять за точку отсчета начало поставок газа Китаю, соглашение мы заключим примерно в мае, а сам газопровод проведем к 2020 году. Надеюсь, что к этому времени политический кризис уже утрясется.
— Возможны ли плюсы от экономической изоляции — технологический прорыв или структурные изменения в российской экономике?
— В какой-то технологический рывок и структурную перестройку российской экономики верится с трудом. Возьмем снова национальную платежную систему. Существует точка зрения, будто мы наконец создадим что-то свое. Но в нашем случае свое создается не из-за естественного стремления игрока рынка предоставить конкурентоспособный продукт, а по приказу сверху. Когда что-то создается по приказу сверху, а не из естественного стремления завоевать лучшее место на рынке, тогда получается не технологический рывок, а ГЛОНАСС. В эту систему мы вложили уже сотни миллиардов рублей, а потом оказывается, что система иногда (в апреле, кстати, опять такое было) передает неправильную информацию. Поэтому я не верю в рывок.
— Сократит ли экономическая изоляция зависимость России от продажи энергоносителей?
— Можно было бы сократить эту зависимость, если бы у нас была институционально-рыночная конкурентная экономика. Мы же все эти годы фактически укрепляли каркас нынешней энергетически зависимой экономики. Мы строили нефтепроводы, сейчас будем газопровод в Китай проводить, на что уйдет несколько десятков миллиардов долларов. Трубы построили — надо их заполнять, выполнять контрактные обязательства. Нефтяной каркас страны — это как скелет экономики сырьевого типа, я воочию представляю эти трубы. Продажа нефти и газа остается главным и быстрым решением бюджетных проблем. Мы не создали конкурентную инновационную экономику, и шансов, что таковая у нас появится в обозримом будущем, почти нет. Если мы все-таки потеряем нынешние основные рынки сбыта нефти и газа, все равно основным источником пополнения бюджета останется продажа сырья. Но уже за меньшие деньги.
— Вы недавно писали о новой волне эмиграции из России. Увеличит ли экономическая изоляция эмиграцию и может ли российская бизнес-диаспора оказать влияние на экономику России?
— У нас скачкообразно увеличилась эмиграция в 2012 году, перед тем как с 1999 года она снижалась. На эту тенденцию еще накладываются возросшие политические риски, санкции, угроза дедолларизации. Эмиграция увеличивается не только среди ученых, но и среди представителей среднего бизнеса. Эту тенденция я ощущаю по настроениям своих знакомых. Хотя у нас по большей части монопольная экономика, средний бизнес в ней тоже представлен в некотором роде. Поэтому этот отток бизнесменов может добавить свою лепту в ухудшение ситуации.
— Как экономическая изоляция может повлиять на банковский сектор?
— Курс на изоляцию уже плохо влияет на банки. Об этом говорит тот же пересмотр рейтингов, который ведет к увеличению стоимости займов. Сейчас банки и компании должны до конца текущего года отдать или реструктурировать около 103 миллиардов долларов. Если бы не было эскалации, проблем не было — заняли бы деньги на внешних рынках. Сейчас внешние рынки закрываются, на внутреннем рынке найти такую сумму сложно. Это прямо отражается на банковском бизнесе, тем более что в секторе продолжаются зачистки.
Экономическая изоляция — зло для современной экономики. Все финансовые рынки глобальны, современная экономика глобальна.
Беседовала Юлия ТИТОВА,
Игорь Николаев директор Института стратегического анализа «ФБК» США, Канада, Япония и ЕС ввели новую порцию санкций против российских банков, компаний, политиков и чиновников. Директор Института стратегического анализа «ФБК» Игорь НИКОЛАЕВ рассказал в интервью порталу Банки.ру, началась ли уже экономическая изоляция России, как она отразится на банковском секторе и поможет ли нам создать качественно новую экономику. — Какова вероятность экономической изоляции России? — Смотря что мы понимаем под экономической изоляцией. Можно сказать, что процесс экономической изоляции России уже начался. Мы, кстати, и своими руками эту изоляцию усиливаем. Возьмем закон «О национальной платежной системе». Размер обеспечительного взноса для международных платежных систем сделает невыгодным их бизнес в России. Таким образом, мы выталкиваем игроков с рынка. Внешние рынки тоже практически закрылись для нас как источник финансирования из-за пересмотров рейтингов. Это уже изоляция, хотя и не такая масштабная, какой она может стать в перспективе. — Возможен ли радикальный поворот России в сторону Восточной Азии в случае экономической изоляции со стороны ЕС и США? — Прежде всего, нужно помнить, что Европа — наш основной внешнеторговый партнер. Доля Европы во внешнеторговом обороте России составляет около 50%. Поэтому если изоляция наступит с этой стороны, будет очень плохо. При этом не надо забывать, что и с Украиной у нас был довольно объемный на фоне других стран СНГ торговый оборот. Ее доля составляла 4,6—4,7%. В свою очередь, для западных партнеров мы не столь значимы. Доля России в экспорте США составляет 0,7—0,8%. Кроме того, Штаты сейчас находятся в фазе экономического подъема, а мы — на стадии экономического спада. Представители российской власти возлагают надежду на страны Восточной Азии, но на это тоже не стоит уповать слишком сильно. Политику США по отношению к России будут поддерживать и другие страны. Не факт, что Китай примет нас как партнера с распростертыми объятиями. Эта страна уже сейчас добивается от России максимальных скидок по поставкам сырья и энергоносителей, из-за чего мы уже много лет не можем договориться по экспорту газа. Если посмотреть на данные 2012 года, доля ЕС в экспорте Китая составляет 17,9%, доля Штатов — 17,2%, а доля России — 1,9%. Мы для Китая в разы менее значимы, чем наши санкционеры. А Китай отличается чрезвычайно прагматичностью: он прежде всего считает деньги. — Сколько времени понадобится для экономического поворота России на восток? — Если взять за точку отсчета начало поставок газа Китаю, соглашение мы заключим примерно в мае, а сам газопровод проведем к 2020 году. Надеюсь, что к этому времени политический кризис уже утрясется. — Возможны ли плюсы от экономической изоляции — технологический прорыв или структурные изменения в российской экономике? — В какой-то технологический рывок и структурную перестройку российской экономики верится с трудом. Возьмем снова национальную платежную систему. Существует точка зрения, будто мы наконец создадим что-то свое. Но в нашем случае свое создается не из-за естественного стремления игрока рынка предоставить конкурентоспособный продукт, а по приказу сверху. Когда что-то создается по приказу сверху, а не из естественного стремления завоевать лучшее место на рынке, тогда получается не технологический рывок, а ГЛОНАСС. В эту систему мы вложили уже сотни миллиардов рублей, а потом оказывается, что система иногда (в апреле, кстати, опять такое было) передает неправильную информацию. Поэтому я не верю в рывок. — Сократит ли экономическая изоляция зависимость России от продажи энергоносителей? — Можно было бы сократить эту зависимость, если бы у нас была институционально-рыночная конкурентная экономика. Мы же все эти годы фактически укрепляли каркас нынешней энергетически зависимой экономики. Мы строили нефтепроводы, сейчас будем газопровод в Китай проводить, на что уйдет несколько десятков миллиардов долларов. Трубы построили — надо их заполнять, выполнять контрактные обязательства. Нефтяной каркас страны — это как скелет экономики сырьевого типа, я воочию представляю эти трубы. Продажа нефти и газа остается главным и быстрым решением бюджетных проблем. Мы не создали конкурентную инновационную экономику, и шансов, что таковая у нас появится в обозримом будущем, почти нет. Если мы все-таки потеряем нынешние основные рынки сбыта нефти и газа, все равно основным источником пополнения бюджета останется продажа сырья. Но уже за меньшие деньги. — Вы недавно писали о новой волне эмиграции из России. Увеличит ли экономическая изоляция эмиграцию и может ли российская бизнес-диаспора оказать влияние на экономику России? — У нас скачкообразно увеличилась эмиграция в 2012 году, перед тем как с 1999 года она снижалась. На эту тенденцию еще накладываются возросшие политические риски, санкции, угроза дедолларизации. Эмиграция увеличивается не только среди ученых, но и среди представителей среднего бизнеса. Эту тенденция я ощущаю по настроениям своих знакомых. Хотя у нас по большей части монопольная экономика, средний бизнес в ней тоже представлен в некотором роде. Поэтому этот отток бизнесменов может добавить свою лепту в ухудшение ситуации. — Как экономическая изоляция может повлиять на банковский сектор? — Курс на изоляцию уже плохо влияет на банки. Об этом говорит тот же пересмотр рейтингов, который ведет к увеличению стоимости займов. Сейчас банки и компании должны до конца текущего года отдать или реструктурировать около 103 миллиардов долларов. Если бы не было эскалации, проблем не было — заняли бы деньги на внешних рынках. Сейчас внешние рынки закрываются, на внутреннем рынке найти такую сумму сложно. Это прямо отражается на банковском бизнесе, тем более что в секторе продолжаются зачистки. Экономическая изоляция — зло для современной экономики. Все финансовые рынки глобальны, современная экономика глобальна. Беседовала Юлия ТИТОВА,
