Андрей Ермоленко, начальник управления рекламы и PR СКБ-банка, раскрыл тайны своей первый профессии
Среди банковских служащих можно встретить представителей множества профессий, например историков. Так, начальник управления рекламы и PR СКБ-банка Андрей Ермоленко значительную часть своей жизни, с 1999 по 2007 годы, провел в археологических экспедициях. Мы решили поговорить с Андреем о том, как история открывает свои тайны и как банкиру удается совмещать работу с увлечением археологией.
- Я знаю, что изначально вы не планировали связывать свою жизнь с банковской деятельностью. Вы учились на историка и даже участвовали в археологических экспедициях. Расскажите, как это было?
- Я вырос в Нижнем Тагиле, в доме у самого леса. Это был не городской парк, а настоящий дикий лес. В детстве мы с друзьями часто ходили туда в походы, строили шалаши, готовили пищу на костре. Тогда, наверное, и проявился первый интерес к родному краю. После школы я поступил на истфак Уральского университета. Потом, как и все студенты-историки, после первого курса проходил археологическую практику. В Уральском государственном университете (сегодня УрФУ им. Ельцина), где я учился, всегда организовывалось множество экспедиций различной направленности и широкой географии: от поселка Палкино, это 15 минут езды на электричке от Екатеринбурга, до крымского Херсонеса, ямальского Заполярья, Великого Новгорода. Мне очень хотелось поехать куда-нибудь далеко, в тайгу, где суровая романтика и можно проверить себя на прочность.
- Какая экспедиция особенно запомнилась?
- Каждая поездка чем-то запомнилась. Первая моя экспедиция состоялась в августе 1999 года. Мы поехали в Октябрьский район Ханты-Мансийского автономного округа (ХМАО). Самый ближайший населенный пункт - город Нягань - располагался в 70 км от места раскопок. Там в округе много нефтяных месторождений, благодаря чему во многих местах проложены дороги, организованы перевалочные пункты.
Прибыли мы в обустроенный лагерь, так как до нас там уже работали екатеринбургские археологи. Раскопки были связаны с работой моего будущего научного руководителя по исследованию одного из городов-крепостей хантыйского княжества Эмдер. Это городище было найдено нашими археологами Сергеем Кокшаровым и Алексеем Зыковым в 1990-х годах по рассказам местных жителей, былинам и упоминаниям в различных документах - так же, как Генрихом Шлиманом была найдена знаменитая Троя. Поселение существовало до второй половины XVII века, после чего более сильные княжества и московские войска его уничтожили. Все строения там были деревянные и располагались на высоком мысе на берегу реки Ендырь. Город окружало несколько рядов рвов и валов.
- В каких условиях вы жили? Каким образом это было организовано?
- Мы жили в палаточном лагере на раскопках около трех недель. Подъем в 7 утра, далее приготовление завтрака. Мы готовили по очереди. Мне тоже приходилось бывать дежурным по кухне. Дело это, кстати, очень непростое. Представьте большое ведро, которое подвешено над костром, и в нем нужно сварить, скажем, макароны. Тут нужна определенная сноровка, а мы все были вчерашние подростки, не знавшие забот. Это был бесценный опыт. Так я проездил в экспедиции несколько лет. Меня «зацепили» не только романтика Севера и его потрясающая природа, но и радость находок. В первый же своей экспедиции я нашел клад.
- Расскажите о своих находках. Что это за клад, из какой эпохи?
- Тогда, в 1999 году, я нашел украшения, которые были спрятаны под полом в одном из домов. Город Эмдер не раз подвергался набегам других княжеств, горел в пожарах. Местное население в итоге оставило свои дома, забирая с собой все ценное. Вероятно, кто-то не успел унести свои драгоценности и спрятал их, сложив в кожаный мешочек. Кожа со временем истлела, но украшения так и остались лежать горкой, что позволило предположить, что это не случайно потерянные вещи, а именно клад. Сегодня все найденные нами тогда вещи хранятся в музее города Нягани.
- А какие еще находки были?
- Если говорить о находках вообще, то чаще всего археологи находят керамику или, в русских городах, осколки битого стекла. Но это очень важные находки, которые позволяют достаточно точно датировать слой. Дело в том, что в старину стекло, как и фарфоровую посуду, маркировали. По клеймам можно определить период, к которому относилась посуда. Но самая лучшая находка для датировки слоя - это монеты. С их помощью можно с точностью сказать, что найденные артефакты относятся к периоду, бывшему не ранее, чем данные монеты были пущены в обращение.
- Вы находили монеты? Можете рассказать о самом запоминающемся случае?
- Да, находил. В 2007 году я участвовал в раскопках на улице Добролюбова в Екатеринбурге, на месте нынешнего офисного центра (около памятника Малышеву), и там приходилось обращать особое внимание на монеты. Дело в том, что в помощь археологам привлекли 50 неквалифицированных рабочих-гастарбайтеров. Нам пришлось ими руководить и следить за тем, чтобы работы проводились по требуемой методике. Мы решили действовать по принципу «разделяй и властвуй» - назначили прорабами наиболее ответственных и говорящих по-русски рабочих. К счастью, среди них оказалось двое историков по образованию. Они, конечно, более серьезно отнеслись к работе. Мы их поставили ответственными на наиболее важные участки.
Но без казусов не обошлось. Видя, как бережно мы относились к найденным монетам, рабочие решили, что они представляют большую ценность, и начали их прикарманивать. Пришлось организовать им экскурсию на «блошиный рынок», где они смогли убедиться, что эти монеты не имеют большой ценности. Мы же начали их мотивировать, выдавая за каждую монету хорошей сохранности по 50 рублей. После этого некоторые предприимчивые гастарбайтеры стали закупать монетки на рынке и отдавать их нам как найденные. В связи с этим пришлось пересмотреть принципы мотивации.
Там же мы нашли очень много битого стекла, множество бутылочных горлышек и винных пробок. Из этого мы сделали вывод, что люди здесь очень много пили и в XVIII - XIX веках.
- Сегодня у вас остается время на экспедиции?
- В 2004 году я пришел работать в банк. Последние экспедиции были уже летом во время отпусков. Совмещать археологию с основной работой оказалось довольно сложно. Всегда существует вероятность сделать что-то вполсилы, а это плохо. Поэтому пока я оставил научную деятельность. Аспирантура, уже почти оконченная, также была, к сожалению, «поставлена на паузу». Но надеюсь, когда-нибудь смогу вернуться к моей кандидатской диссертации.
- Есть ли у вас хобби?
- Мое хобби выросло из археологии - это история Второй мировой войны на море. Все началось в июне 2006 года, когда на Ямале в 150 км от Северного Ледовитого океана на берегу реки Пур я нашел пуговицу от мундира моряка Kriegsmarine (военно-морские силы Германии в эпоху Третьего рейха), датированную 1943 годом. Эта находка меня заинтересовала и вдохновила на изучение тех событий.
На побережье Приполярного Урала и Ямала в годы Великой Отечественной действовало очень много немецких подводных лодок и даже "карманный линкор". Гитлеровская Германия готовилась открыть в этих краях военные базы и аэродромы, с которых легко можно было бы бомбить военные заводы Урала. Сегодня на Новой Земле и других островах Ледовитого океана можно встретить забетонированные площадки и остатки инфраструктуры для обслуживания подлодок, бочки со свастикой и орлами...
Эта тема малоизвестна сегодня. Конечно, есть ряд публицистических работ, но они слабоваты в части своих источников. Я охотнее черпаю информацию от немецких коллег-историков. У меня даже есть предложения от некоторых из них совместно написать книгу о событиях тех времен.
Вдумайтесь только: из 33 тыс. немецких подводников, которые воевали во Вторую мировую, погибло 31 тыс. человек. Они нанесли огромный урон противнику (в первую очередь, торговому судоходству и военно-морскому флоту Великобритании и США). Героически сражались советские моряки-подводники. Я считаю, что это необычайно мужественные люди, независимо от их партийной принадлежности и страны, которой они служили. Я бывал на подлодках, которые сегодня работают как музеи. Даже на музейных лодках становится жутковато, а если представить, что над тобой, за сантиметровой стенкой, за бортом сотни метров ледяной воды и рядом взрываются глубинные бомбы, иначе как героической эту службу не назовешь.
- Что вы посоветуете молодому поколению. Кем быть - археологом или банкиром?
- Трудный вопрос. Это каждый для себя индивидуально решает. Но какой бы путь вы ни выбрали, нужно отдаваться ему на все 100%. Только тогда можно получить результат и удовлетворение от работы.
А вообще, у этих двух профессий достаточно много общего. Ведь археология - это не только полевая работа. Это в первую очередь работа с источниками в архивах, чертежами и картами в лабораториях, обработка коллекций в музеях, одним словом - кабинетная деятельность. Она также требует усидчивости, внимания, ответственности - как и работа в банке.
Фото Евгения Яблонская
Андрей Ермоленко, начальник управления рекламы и PR СКБ-банка, раскрыл тайны своей первый профессии Среди банковских служащих можно встретить представителей множества профессий, например историков. Так, начальник управления рекламы и PR СКБ-банка Андрей Ермоленко значительную часть своей жизни, с 1999 по 2007 годы, провел в археологических экспедициях. Мы решили поговорить с Андреем о том, как история открывает свои тайны и как банкиру удается совмещать работу с увлечением археологией. - Я знаю, что изначально вы не планировали связывать свою жизнь с банковской деятельностью. Вы учились на историка и даже участвовали в археологических экспедициях. Расскажите, как это было? - Я вырос в Нижнем Тагиле, в доме у самого леса. Это был не городской парк, а настоящий дикий лес. В детстве мы с друзьями часто ходили туда в походы, строили шалаши, готовили пищу на костре. Тогда, наверное, и проявился первый интерес к родному краю. После школы я поступил на истфак Уральского университета. Потом, как и все студенты-историки, после первого курса проходил археологическую практику. В Уральском государственном университете (сегодня УрФУ им. Ельцина), где я учился, всегда организовывалось множество экспедиций различной направленности и широкой географии: от поселка Палкино, это 15 минут езды на электричке от Екатеринбурга, до крымского Херсонеса, ямальского Заполярья, Великого Новгорода. Мне очень хотелось поехать куда-нибудь далеко, в тайгу, где суровая романтика и можно проверить себя на прочность. - Какая экспедиция особенно запомнилась? - Каждая поездка чем-то запомнилась. Первая моя экспедиция состоялась в августе 1999 года. Мы поехали в Октябрьский район Ханты-Мансийского автономного округа (ХМАО). Самый ближайший населенный пункт - город Нягань - располагался в 70 км от места раскопок. Там в округе много нефтяных месторождений, благодаря чему во многих местах проложены дороги, организованы перевалочные пункты. Прибыли мы в обустроенный лагерь, так как до нас там уже работали екатеринбургские археологи. Раскопки были связаны с работой моего будущего научного руководителя по исследованию одного из городов-крепостей хантыйского княжества Эмдер. Это городище было найдено нашими археологами Сергеем Кокшаровым и Алексеем Зыковым в 1990-х годах по рассказам местных жителей, былинам и упоминаниям в различных документах - так же, как Генрихом Шлиманом была найдена знаменитая Троя. Поселение существовало до второй половины XVII века, после чего более сильные княжества и московские войска его уничтожили. Все строения там были деревянные и располагались на высоком мысе на берегу реки Ендырь. Город окружало несколько рядов рвов и валов. - В каких условиях вы жили? Каким образом это было организовано? - Мы жили в палаточном лагере на раскопках около трех недель. Подъем в 7 утра, далее приготовление завтрака. Мы готовили по очереди. Мне тоже приходилось бывать дежурным по кухне. Дело это, кстати, очень непростое. Представьте большое ведро, которое подвешено над костром, и в нем нужно сварить, скажем, макароны. Тут нужна определенная сноровка, а мы все были вчерашние подростки, не знавшие забот. Это был бесценный опыт. Так я проездил в экспедиции несколько лет. Меня «зацепили» не только романтика Севера и его потрясающая природа, но и радость находок. В первый же своей экспедиции я нашел клад. - Расскажите о своих находках. Что это за клад, из какой эпохи? - Тогда, в 1999 году, я нашел украшения, которые были спрятаны под полом в одном из домов. Город Эмдер не раз подвергался набегам других княжеств, горел в пожарах. Местное население в итоге оставило свои дома, забирая с собой все ценное. Вероятно, кто-то не успел унести свои драгоценности и спрятал их, сложив в кожаный мешочек. Кожа со временем истлела, но украшения так и остались лежать горкой, что позволило предположить, что это не случайно потерянные вещи, а именно клад. Сегодня все найденные нами тогда вещи хранятся в музее города Нягани. - А какие еще находки были? - Если говорить о находках вообще, то чаще всего археологи находят керамику или, в русских городах, осколки битого стекла. Но это очень важные находки, которые позволяют достаточно точно датировать слой. Дело в том, что в старину стекло, как и фарфоровую посуду, маркировали. По клеймам можно определить период, к которому относилась посуда. Но самая лучшая находка для датировки слоя - это монеты. С их помощью можно с точностью сказать, что найденные артефакты относятся к периоду, бывшему не ранее, чем данные монеты были пущены в обращение. - Вы находили монеты? Можете рассказать о самом запоминающемся случае? - Да, находил. В 2007 году я участвовал в раскопках на улице Добролюбова в Екатеринбурге, на месте нынешнего офисного центра (около памятника Малышеву), и там приходилось обращать особое внимание на монеты. Дело в том, что в помощь археологам привлекли 50 неквалифицированных рабочих-гастарбайтеров. Нам пришлось ими руководить и следить за тем, чтобы работы проводились по требуемой методике. Мы решили действовать по принципу «разделяй и властвуй» - назначили прорабами наиболее ответственных и говорящих по-русски рабочих. К счастью, среди них оказалось двое историков по образованию. Они, конечно, более серьезно отнеслись к работе. Мы их поставили ответственными на наиболее важные участки. Но без казусов не обошлось. Видя, как бережно мы относились к найденным монетам, рабочие решили, что они представляют большую ценность, и начали их прикарманивать. Пришлось организовать им экскурсию на «блошиный рынок», где они смогли убедиться, что эти монеты не имеют большой ценности. Мы же начали их мотивировать, выдавая за каждую монету хорошей сохранности по 50 рублей. После этого некоторые предприимчивые гастарбайтеры стали закупать монетки на рынке и отдавать их нам как найденные. В связи с этим пришлось пересмотреть принципы мотивации. Там же мы нашли очень много битого стекла, множество бутылочных горлышек и винных пробок. Из этого мы сделали вывод, что люди здесь очень много пили и в XVIII - XIX веках. - Сегодня у вас остается время на экспедиции? - В 2004 году я пришел работать в банк. Последние экспедиции были уже летом во время отпусков. Совмещать археологию с основной работой оказалось довольно сложно. Всегда существует вероятность сделать что-то вполсилы, а это плохо. Поэтому пока я оставил научную деятельность. Аспирантура, уже почти оконченная, также была, к сожалению, «поставлена на паузу». Но надеюсь, когда-нибудь смогу вернуться к моей кандидатской диссертации. - Есть ли у вас хобби? - Мое хобби выросло из археологии - это история Второй мировой войны на море. Все началось в июне 2006 года, когда на Ямале в 150 км от Северного Ледовитого океана на берегу реки Пур я нашел пуговицу от мундира моряка Kriegsmarine (военно-морские силы Германии в эпоху Третьего рейха), датированную 1943 годом. Эта находка меня заинтересовала и вдохновила на изучение тех событий. На побережье Приполярного Урала и Ямала в годы Великой Отечественной действовало очень много немецких подводных лодок и даже
