Позиция нынешней команды Citi сводится к тому, что сейчас банк «фундаментально отличается от компании, которой он был в начале финансового кризиса». После того как тебе вменяют обман инвесторов и сокрытие проблемных активов, а судебные разбирательства вытягивают миллиарды долларов, прежним, пожалуй, не будешь. Далеко Citigroup и до былого лоска — цена акций пока почти в 10 раз ниже докризисных уровней. В интервью «Ведомостям» генеральный директор Citigroup Майкл КОРБАТ рассказывает, как на банках сказываются действия регуляторов и почему банковскому бизнесу сейчас не до глобальных перестроек.
— Репутация Citi как института пострадала в последние годы (см. врез), при этом никто так и не был наказан. Как вы собираетесь исправлять ваш имидж?
— Мы очень много работали над этим. Кстати, здесь, в России, Forbes признал нас самым надежным банком, мне кажется, это хороший старт.
— Мой вопрос был не о Forbes. Мой вопрос касался отношений с инвесторами и регулятором.
— Мы работаем над тем, чтобы стать надежнее, проще и меньше. Чтобы стать надежнее, мы увеличили капитал и смогли объявить, что к концу 2013 г. достаточность капитала первого уровня по «Базель III» превысит 10%, хотя мы могли не делать этого еще пять лет. Мы к тому же получили значительный объем ликвидности и также превысили необходимый норматив. Мы успешно прошли стресс-тесты, результаты которых ФРС публиковала для широкой аудитории. Наш план сейчас — начать выплату дивидендов акционерам, что станет важным свидетельством надежности, регулятор уверен, что мы находимся у черты, когда мы имеем достаточно капитала, чтобы начать возвращать его обратно.
— Какие новые глобальные вызовы вы видите для банковского сектора?
— Я думаю, что мы столкнемся с замедлением экономического роста в будущем, который уже никогда не будет таким, как в былые тучные времена. Мы наблюдали кризисное падение и то, где именно начиналось восстановление экономики после него. Если посмотреть на период 2008—2012 гг., то половина мирового роста приходилась на одну страну — Китай, чего раньше не случалось. Сейчас мы видим Европу, которая либо замедлила рост, либо в минусе. Экономика США восстановилась. Тем временем некоторые регионы Азии растут примерно на 5—7%, положительные показатели у Латинской Америки. То есть картина совершенно не похожа на то, что мы видели до сих пор.
— Сколько это может продлиться — 5, 10 лет?
— Восстановления европейской экономики придется подождать. Она не в том состоянии, чтобы быстро и основательно восстановиться, хотя Марио Драги, конечно, многое сделал для ее стабилизации, устранения системных и побочных рисков. К тому же сейчас начали фундаментальные реформы по изменению трудового законодательства и банковского регулирования. Но на это нужно время.
— Боюсь, его не так много — большинство моих знакомых европейцев мечтают уехать работать куда-нибудь в Мексику.
— Это неудивительно, учитывая состояние европейской экономики, когда предстоит какое-то время жить в условиях медленного роста. В отношении Мексики я очень позитивен. Но замедление роста сегодня- это глобальный феномен, факторами которого являются не только Европа, но и структурные изменения в экономике Китая и медленное восстановление рабочих мест в США.
— Как банковский бизнес будет меняться? Закладываетесь ли вы на то, что зарабатывать станет сложнее, да и сам заработок станет меньше? Как будет меняться Citi в этих условиях?
— С тех пор как мы начали оправляться от кризиса, произошли, на мой взгляд, две очень важные вещи. Регуляторы всего мира активизировались, и мы уже ощутили влияние новых норм на банковском бизнесе и способах зарабатывать. С грядущим введением «Базель III», который, в сущности, является ужесточением требований к капиталу, нам, как банковскому институту, потребуется его увеличить. С принятием закона Додда — Франка (законодательный акт США, принят 21 июля 2010 г. для снижения рисков американской финансовой системы. — «Ведомости») сломались традиционные бизнес-линии банковского бизнеса. Сейчас мы в той стадии, когда многие, если не все, взаимоотношения банков меняются. В том числе с акционерами. Раньше мы работали с капиталом в пропорции 1 к 20—25, т. е. на каждый $1 капитала приходилось $20—25 активов, сегодня мы можем позволить лишь половину — $12. Пока это не изменило наш способ заработка, однако повлияло на отношение инвесторов к вложениям в банковский сектор и на ожидания отдачи.
Вторая важная вещь — банки продолжают менять свои бизнес-модели. В докризисные времена многие институты стремились присутствовать везде и заниматься всем сразу, но сейчас потянулись обратно на домашние рынки, сокращая присутствие на других, чтобы снизить издержки. Отношения с клиентами, сотрудниками — все меняется. Банки пытаются подстроиться под новые условия, работают над собственной эффективностью. Осложняется все тем, что мы еще не до конца знаем все правила и требования, по которым придется играть в будущем. Я думаю, разные игроки сектора сейчас находятся на разных этапах посткризисного развития. Все, о чем я говорил выше, стало для нас в Citi актуально еще в 2008 г. И для нас этот период непростых преобразований во многом уже позади.
— А как глобально поменяется банковский сектор? Многие банки, включая Citi, реструктурировали капитал, бизнес, избавились от непрофильных активов, однако складывается впечатление, что сами здания, в которых работают банки, разваливаются. Что необходимо сделать, чтобы изменить ситуацию в секторе к лучшему?
— По мере того как банки выходили из кризиса в условиях ужесточения регулирования, они уходили в те области работы, где были сильны. Мы сильны тем, что работаем в сотне стран каждый день, чего не делает ни один банк в мире. И будем честными — регуляторы, особенно в США и Европе, не хотят, чтобы большие банки становились больше, поэтому возможностей наращивания международного присутствия для наших конкурентов становится все меньше и это делает нас уникальными. Мы находимся в сердце процессов глобализации, и Россия — хороший тому пример. Мы работаем с транснациональными компаниями, которые приходят в Россию, но также в последние 5—10 лет помогаем российским игрокам с международными амбициями выходить на новые рынки, будучи их глобальным банком. Есть банки, которые могут делать это в том или ином регионе, но только мы можем обслуживать наших клиентов по всему миру.
— Но банковская система теперь вынуждена в разных странах конкурировать с розничными компаниями, мобильными операторами. Как это может повлиять на отрасль, будет ли что ответить новым конкурентам?
— Цифровые технологии очень быстро меняют способ банка общаться с клиентом и клиентов с банками. Сегодня мы все переходим от физического присутствия банка к цифровому, когда отделение по большому счету помещается в твоем смартфоне или планшете. Однако в большинстве стран мира банковская индустрия — одна из самых зарегулированных, и именно по этой причине она не выглядит столь привлекательной для высокотехнологичных компаний. Вот почему, вместо того чтобы создавать банк, они в некоторых случаях предпочитают заниматься лишь механизмами электронных расчетов и переводами денег, потому что с банковской лицензией им придется радикально менять свой бизнес.
— По-вашему мнению, дело сдвинется, только если ослабить банковское регулирование?
— Во всяком случае, это заставило бы вернуться в индустрию многих людей, кто думал об этой проблеме раньше. Но я пока не замечал, чтобы становилось легче. Быть регулятором — это тяжелая работа, потому что ты защищаешь общество, налогоплательщиков, страны и рынки, на которых работаешь. Я много путешествую и вижу это каждый день. Большинство этих регулирующих органов с нами навсегда, и упразднять их никто не собирается.
— Для клиентов это, конечно, плохая новость, поскольку это означает, что большой набор операций, для которых необходимо личное присутствие, еще долго будет осложнять жизнь и отнимать время. Хотелось бы откровенно больше вопросов решать по телефону или интернету.
— Если для вас это все еще проблема, думаю, вам нужно переходить на обслуживание в Ситибанк.
— Но Citi сам запустил мобильный банк в России только к концу 2010 г.
— В других странах мы начали делать это раньше, однако специализированный мобильный банк был запущен в России лишь в 2010 г. Но, что интересно, если говорить о тех странах, где уровень проникновения банковских услуг среди населения низкий, я всегда беру Африку как пример, сейчас мы видим, что там возможно создавать отношения с клиентами, которые никогда не были в отделении, а начали с использования смартфона и с ним же продолжают. Там есть клиенты, которые не знают, что такое отделение банка и зачем туда ходить.
В ближайшем будущем с людьми более молодого поколения и теми, кто придет потом, скорее всего будет период, когда отделение станет неким промежуточным звеном в отношениях с банком — физическое посещение банка потребуется только для того, чтобы начать обслуживаться в банке и потом делать необходимые операции по удаленным каналам. Банкам это тоже было бы удобно: мы занимаемся розничным бизнесом в 40 странах мира, и для нас возможность общаться с клиентами виртуально означает повышение эффективности бизнеса и клиентского обслуживания.
— В России вы сфокусированы в основном на корпоративном бизнесе.
— Это неправда. Мы занимаемся всем.
— Да, но размеры вашего корпоративного бизнеса с розницей несопоставимы. Вам все больше приходится работать с госсектором, влияние которого заметно увеличилось в индустрии в последние годы. Как это сказывается на бизнесе?
— Для понимания нашего бизнеса в России очень важно осознавать две вещи. Во-первых, наш бизнес в России с 1992 г. растет в основном органически в отличие от многих игроков, которые предпочитают выходить на рынок через покупку местных игроков. Во-вторых, наш розничный бизнес был запущен на 10 лет позже корпоративного и инвестиционного, однако они оба очень важны для нас, и мы продолжаем их развивать. Росла российская экономика, росли и мы, причем наш бизнес рос за счет как госсектора, так и частных компаний, несмотря на смену акционеров. Ведь госкомпания может стать частной в процессе приватизации и наоборот, но мы растем вместе с тем, как растет их бизнес. Такой подход мы исповедуем не только в России.
— С какой страной вы сравниваете Россию в этой части?
— С Китаем. В китайской экономике доминируют госкомпании. Такая же история была в Латинской Америке. Если посмотреть на историю типичной развивающейся экономики, то весь крупный частный бизнес вырастает из госкомпаний, которые были приватизированы. Для такого банка, как наш, Латинская Америка, Азия, Центральная и Восточная Европа — это те регионы, где ситуации с приватизацией и экономическим ростом типичны.
— В России роль государства в экономике растет, включая и банковский сектор, что осложняет конкуренцию. Каково работать в условиях, когда постоянно усиливается давление со стороны госсектора?
— У меня нет цифр под рукой, поэтому мне трудно сказать, насколько ваше утверждение справедливо. Однако российская экономика в целом выросла в последние годы, и в течение многих лет показатели роста были очень высокими — на уровне 5—7%.
— Только сейчас и до 2% не дотягивает…
— Да, он, безусловно, замедлился, но вместе со всей экономикой вырос и частный сектор, к тому же продолжается приватизационный процесс, и во многих госкомпаниях за это время выросла доля частного капитала. Я думаю, что динамику доли государства в российской экономике было бы интересно отследить.
Риски, которые это [увеличение госприсутствия] может нести, варьируются от сверхагрессивных планов государства по стимулированию экономического роста до того, что оно будет определять, как именно той или иной компании работать, хотя это и не имеет экономического смысла. Я здесь не только о России говорю, но и о рисках, которые есть у любой государственной структуры.
— Какие направления бизнеса вы планируете развивать в России?
— Мы развиваем все направления нашего бизнеса. В России в розничном секторе мы продолжаем строить новые отделения, выпускать кредитные карты и выдавать кредиты. В корпоративном и инвестиционном блоке мы также продолжаем наращивать кредитование и работать с нашими клиентами — международными и российскими компаниями, включая как частные, так и госкорпорации, а также правительство. Кроме того, совсем недавно мы прошли отметку в $100 млрд капитала, который мы помогли привлечь компаниям и правительствам России и стран СНГ на международных рынках еврооблигаций с 1997 г.
— Каковы ваши прогнозы относительно перспектив российской экономики?
— Результаты I квартала многих удивили. Хотя замедление не было неожиданностью, поскольку экономика завязана на энергетике, а мы все видели, как цены на энергоносители снижались. России необходимо диверсифицировать экономику, и она уже начала это делать, соблюдая баланс между энергетикой и другими отраслями. Однако Россия еще в самом начале, и, чтобы это стало заметно, потребуется немало времени. На Петербургском форуме я был на встрече с президентом России, организованной RDIF, где несколько новых партнеров объявляли о своих российских проектах, в том числе в тех регионах и отраслях, которые инвесторы раньше скорее избегали. Это важные первые шаги, но перестройка потребует времени.
Скандалы в Citi
Группе не раз приходилось отвечать перед инвесторами, которые заявляли о том, что уважаемый финансовый институт вводил их в заблуждение. В марте стало известно, что банк заплатит $730 млн, чтобы урегулировать претензии инвесторов. Они пострадали, купив облигации Citi в 2006—2008 гг.
С июля по октябрь 2007 г. Citi четырежды сообщал инвесторам, что сократил ипотечные активы subprime с $24 млрд до $13 млрд к концу 2006 г. Но до ноября 2007 г. банк не раскрыл информацию, что на его балансе было более $40 млрд «суперстарших» CDO, обеспеченных ипотечными кредитами (данные SEC).
В августе 2012 г. банк согласился заплатить $590 млн, чтобы урегулировать претензии акционеров, утверждавших, что в 2007—2008 гг. Citi вводил их в заблуждение относительно своего финансового состояния. В 2012 г. судебные разбирательства стоили банку $2,8 млрд.
Бумажная прибыль
26% — на столько до $3,89 млрд выросла прибыль Citigroup во II квартале 2013 г., так как рост цен на недвижимость увеличил стоимость ипотечных активов, принадлежащих компании со времени финансового кризиса. Это снизило чистые кредитные убытки Citigroup с $3,49 млрд до $2,61 млрд.
Биография
Родился в 1960 г. в Бристоле (штат Коннектикут, США). В 1983 г. окончил Гарвард и занялся торговлей ценными бумагами с фиксированной доходностью в Salomon Brothers, которая в 1990 г. была куплена Travelers Group, а та, в свою очередь, слилась с Citicorp. После этого Корбат возглавил подразделение Citigroup по торговле бумагами с фиксированной доходностью на развивающихся рынках.
2004 — курировал корпоративный бизнес Citicorp
2008 — возглавил подразделение Global Wealth Management
2009 — возглавил Citi Holdings, которая занималась продажей активов
2012 — занял пост генерального директора Citigroup
Citigroup
Международная финансовая группа. Акционеры (данные Bloomberg): 96,09% акций — в свободном обращении (крупнейшие инвесторы — Blackrock (5,78%), Vanguard Group (4,35%), State Street (4,09%). Капитализация — $160,8 млрд. Финансовые показатели (на 30 июня 2013 г.): активы — $1,88 трлн, капитал — $197,8 млрд, чистая прибыль (за первое полугодие 2013 г.) — $8,98 млрд. В России работает с 1993 г. через свою дочернюю структуру ЗАО «КБ «Ситибанк».
