Умут Шаяхметова: «Сегодня банкам невыгодно кредитовать» - «Финансы»

Последние два года финансовая система страны и банковский сектор в частности, испытывают колоссальное давление в связи с девальвацией тенге и связанными с ней проблемами в экономике. Банки первыми столкнулись с кризисом ликвидности, долларизацией сознания населения, просрочкой по платежам, остановкой кредитования. О том улучшилась ли сегодня ситуация в реальном и финансовом секторе экономики, какие проблемы остаются на рынке и что ждать от 2016 года в интервью «Къ» рассказала председатель правления АО «Народный банк Казахстана» Умут Шаяхметова.

– На прошедшей недавно пресс-конференции Вы говорили, что общий рост активов Народного банка по итогам 2015 года произошел в большинстве своем за счет девальвации тенге. Если рассматривать только тот рост, который не связан с ослаблением тенге, то за счет чего он произошел? Какие драйверы этому способствовали?

– Прирост по активам у нас произошел в основном за счет увеличения портфеля по кредитованию, также увеличились остатки на счетах и прирост по самому капиталу.

– В каком именно сегменте увеличились объемы кредитования?

По корпоративным клиентам также произошел рост по портфелю в таких отраслях, как телекоммуникации, транспорт, торговля.

– Какой удельный вес по объему кредитования занимают те или иные отрасли в вашем кредитном портфеле юридических лиц? Например, раньше в ссудных портфелях банков значительную долю занимал строительный сектор…

– Строительство мы на самом деле кредитуем в меньшей степени, у нас удельный вес всех кредитов, выданных этой отрасли, будет в пределах 8,3% максимум. Более того, мы завершаем те проекты, которые начали кредитовать еще в докризисный период в 2007–2008 годы и новых проектов по строительству не финансируем.

Пока мы придерживаемся достаточно консервативного видения развития этого рынка, поскольку наблюдается новый виток кризиса, что снова ведет к падению цен на недвижимость, сокращению потоков от аренды и так далее.

Большую часть в нашем портфеле занимает торговля (30%), предоставление услуг (21%), операции с недвижимостью (8%), сельское хозяйство (6,5%).

– Вы говорили, что уровень NPL вашего банка снизился до 10,3% по стандартам МСФО и до 9,16% по требованиям Нацбанка. Это сокращение произошло, в основном, за счет списания?

– Да, мы за последние два года очень активно пользовались налоговыми льготами, которые есть, и списывали проблемные кредиты. В общей сложности мы списали 116,6 млрд тенге за 2014–2015 годы, включая списание на внебаланс.

– Насколько я знаю, списание – это радикальный способ очистки баланса от NPL, поскольку означает немедленное признание убытка, а это оказывает давление на капитал. Сейчас такая же ситуация или что-то изменилось?

– Да, однозначно. Для того, чтобы списать кредит, вы должны сформировать 100% провизий на него. Но он должен быть проблемным, находиться 180 дней в дефолте, банк обязан на 100% сформировать провизии и только тогда он имеет возможность списать его за баланс. Соответственно, те банки, которые не могут так агрессивно списывать, не имеют достаточных провизий и капитала.

У Народного банка в этом плане комфорт есть, у нас уровень покрытия провизиями свыше 100% наших NPL, у некоторых банков этот показатель в районе 70–80%. Плюс мы активно передавали часть NPL в нашу компанию по работе со стрессовыми активами «Халык-проект»: всего передано около 40 млрд тенге. Кроме того, шли погашения по проблемным займам.

– То есть, списание на вашем капитале особо не отразилось?

– Конечно, в любом случае списание оказывает определенное давление на капитал, но у Народного банка в этом плане достаточно высокий запас прочности.

– Какие у вас отношения с фондом проблемных кредитов? Вы им что-то передаете?

– Нет. Мы не передали им ни один кредит. У нас была попытка сотрудничества с ними в 2012–2013 годах. Но они, во-первых, требовали независимую оценку, которая очень дорогая. Мы ее провели по тому проекту, который хотели передать. Затем они требовали уровень дисконта от проекта с твердыми залогами чуть ли не 70%. Но нам это неинтересно. Нам легче самим работать с таким активом.

Мы пытались два проекта передать в ФПК, но ни один не смогли. Я так понимаю, что такая же ситуация в других банках. Всего у ФПК, по-моему, один кредит за всю историю.

– А почему ситуация не меняется? До регулятора не доходит эта информация?

– Нет, до них, конечно, все доходит (смеется). Вопрос – в принятии на себя ответственности. То есть легче, вероятно, не принять решение и таким образом не нести ответственность, потому что у нас же за бездействие не наказывают, а за действие – наказывают. Поэтому некоторые люди, может быть, не хотят лишний раз вообще какие-то решения принимать. И так проще. Вроде и спросить не за что.

– Кстати, Данияр Акишев в начале 2016 года говорил, что планируется вывод из-под контроля Нацбанка ФПК и передача его другому ведомству, пока неизвестно какому. Как вы считаете – это правильно или нет? Повысит ли это эффективность его работы?

– Я думаю, что от перестановки мест чего-либо кардинально не поменяется (смеется).

Если его передадут в ведение Минфина или еще какое-то ведомство, то, наверное, будет еще хуже. Потому что Нацбанк все-таки понимает в большей степени, что такое проблемный займ, работает с банками, видит их отчетность, ближе к рынку. А передав это другому ведомству, Нацбанк снимает определенную ответственность с себя. А то, что это повысит эффективность работы ФПК, я сомневаюсь.

О девальвации

– В экспертной среде сейчас идет острая дискуссия о том – помогла ли девальвация в 2014–2015 годах бизнесу или нет. Вы один из тех финансистов, которые говорили, что девальвация необходима в силу того, что существует диспаритет курса рубля и тенге, и наши производители не выдерживают конкуренции с российскими производителями. Девальвация произошла. Скажите, по вашим ощущениям, по ситуации с вашими клиентами – это улучшило жизнь казахстанского бизнеса?

– Во-первых, я говорила, что девальвация нужна по двум причинам как минимум. Первая – да, был диспаритет в конкурентоспособности наших товаропроизводителей по отношению к российским, когда при сильном тенге наши товары становились дорогими по сравнению с российскими. Мы видели просто-напросто большой наплыв российских продуктов, начиная с северных регионов, а затем – в центральной части Казахстана. Но когда мы увидели, что и юг встал – это уже говорило о том, что полностью казахстанские товаропроизводители стали неконкурентоспособны.

Вторая причина – тоже очень важная – это потеря золотовалютных резервов, поскольку на поддержание стабильности курса Нацбанк сжег большой объем золотовалютных резервов. Когда-нибудь эти резервы закончились бы, и все равно пришлось бы проводить ослабление нашей национальной валюты.

Поэтому да, я говорила об этом.

Сегодня критика состоит в том, что девальвация тенге произошла в достаточно жестком и резком режиме. Я считаю, что это тоже следствие того, что ее затянули.

Если бы тогда сразу, на паритете с рублем мы стали ослаблять наш тенге – мы не потратили бы, по данным Нацбанка, около 27 млрд в 2014 году и 17,7 млрд в 2015 году. Это уже свыше 40 млрд долларов за эти два года. Это первое.

Во-вторых, у нас было бы не настолько резкое и не такое глубокое падение нашей национальной валюты, и наша конкурентоспособность так сильно не пострадала.

Но могу сказать, что когда произошла девальвация в августе, то я уже видела по данным за сентябрь-ноябрь положительную динамику показателей наших клиентов – представителей малого и среднего бизнеса, которые снова открывались, возвращали своих сотрудников на рабочие места и запускали свое мелкое и среднее производство.

– Это именно производители?

– Да, это именно они. А вот уже декабрьская девальвация, когда тенге резко упал до 360 примерно, была достаточно болезненной. Уровень девальвации произошел свыше 100% в течение одного года. Конечно, это уже отразилось на другом – на падении покупательской способности.

Плюс у некоторых, тех же товаропроизводителей, вследствие нестабильности курса остро встал вопрос – по какому курсу заключать контракты на покупку техники, оборудования или сырья. Это тоже затормозило развитие бизнеса – компании просто-напросто заморозили свои контракты, перестали делать закуп, осуществлять инвестиции. Мы видели, что в этот период – с декабря по февраль, все просто стояли.

Поэтому сложно сказать однозначно, что сегодня предпринимателям стало легче. Да, мы стали конкурентоспособны, но есть другой эффект – потеря покупательской способности.

Я считаю, что можно было обойтись меньшими потерями, если бы все шло вовремя и более взвешенно.

– А почему не было вовремя, потому что опять же – никто не хотел брать ответственность?

– Не знаю. Я этого не говорила. (смеется)

– Вы читали интервью Григория Марченко, которое он недавно дал каналу «Россия 24»? Напомню, что он критиковал современную банковскую систему и говорил, что «финансовый сектор играет с реальной экономикой, как со своей игрушкой», и сколько бы центральные банки ни печатали денег, они не доходят до реального сектора, а уходят на различные спекуляции. Можно ли обвинить в этом казахстанские банки?

– Мне кажется, он как раз в большей степени говорил про банковскую систему тех стран, которые сильно нефтезависимы и подверглись всем этим нестабильным шокам и так далее.

– В частности, для решения этой проблемы он предлагает разделить банки на депозитные и инвестиционные. Как вы оцениваете эти заявления?

– Во-первых, человек 8 лет был главой Центрального банка из 24 лет нашей независимости, то есть 30% всего периода существования казахстанской финансовой системы. Причем, с самого ее формирования. Если какие-то правила сформировались, то он принимал в этом непосредственное участие и был главным человеком, который строил сегодняшнюю банковскую систему, рынок ценных бумаг.

У меня неоднозначное мнение по этому интервью, не хочу лично что-то критиковать, но считаю, что возможно в регулировании и надзоре были совершены определенные ошибки, особенно касающиеся нашей казахстанской банковской системы.

Да, возможно что-то не досмотрели или потом неправильно решали эти проблемы. Но сегодня ситуация такая, какая есть. Она сложилась, и я считаю, что есть пути выхода. Безвыходных ситуаций не бывает.

На мой взгляд, нет острой необходимости реформировать и создавать отдельно депозитные и инвестиционные банки.

Например, мы сегодня как коммерческий банк, практически не имеем возможности заниматься инвестиционной деятельностью, торговать деривативами или какими-либо другими финансовыми инструментами, брать на себя какие-то повышенные позиции – в этом плане мы очень строго зарегулированы. Очень строго. И по открытой валютной позиции тоже.

У нас есть отдельная брокерская компания – Халык финанс, которая более активно занимается работой на рынке ценных бумаг, по выпуску и организации выпуска и так далее.

Говорят, что якобы банки – спекулянты – это тоже не так, потому что вся наша деятельность очень жестко регулируется. Любое наше участие на валютном рынке идет от клиента.

Вопрос внутреннего регулирования – как сформирован капитал, например, чистый или нечистый, какое качество активов в банке – правильно его отражает или нет, «закапывают» свои проблемные займы в реструктуризацию или нет, то есть все эти вещи в принципе достаточно хорошо и понятно видны надзору. Когда ему нужно – он может все это понять и разобраться.

То же самое и аудиторские компании, которые нас аудируют, и рейтинговые агентства, поэтому я считаю, что сегодня мы настолько зарегулированы, что дальнейшие такие разделения – жестко на инвестиционный и депозитный банки – не нужны.

О тенговой ликвидности

– Давайте поговорим о тенговой ликвидности. Глава Нацбанка недавно признал, что на рынке присутствует избыток ликвидности. Возникает вопрос – откуда она взялась?

– Очень высокие ставки. Сегодня банкам невыгодно кредитовать. Сегодня легче разместить в Нацбанке под 15% овернайт и ни о чем не думать. Доходы на ноты Нацбанка и репо-операции – tax free, не облагаются налогом.

– Но они же короткие…

– Да, они однодневные, но голова не болит сегодня у банкиров – я разместил под 15% безрисково, без налогов и зарабатываю. В принципе, банкиры – народ такой, достаточно циничный в том плане, что деньги есть – мне важно, чтобы они работали и с меньшим риском. Где лучше – дать кредит и потом голова болит – оформляешь залоги, переживаешь за заемщика и т. д. или отдать Нацбанку и спать спокойно. Конечно, когда идут ставки на уровне кредитов, легче отдать Нацбанку.

Когда ставки Нацбанка намного ниже, чем банк может разместить в кредит, конечно, в этом случае он готов брать на себя дополнительные переживания и отработку по кредиту, но заработать больше. Поэтому сегодня ставки на денежном рынке такие, что невыгодно кредитовать, а выгодно просто отдать Нацбанку.

– А зачем это регулятору?

– Нацбанк пытается сдерживать тенговую ликвидность, которая появилась у банков и таким образом влиять на уровень инфляции, чтобы эти деньги не пришли в экономику, люди не тратили и не разгоняли цены. Они пытаются снижать уровень инфляции в Казахстане, так как отвечают за ставку инфляции. Они не отвечают за рост экономики или рост кредитования – что тоже часто критикуют и говорят, что вероятно Нацбанк должен взять на себя и эту роль.

По мнению банковского сообщества, базовая ставка сегодня достаточно высокая, то есть ее можно было бы снизить, тогда бы эти деньги пошли в экономику, и мы бы больше кредитовали.

– Если банки покупают ноты, значит, у них есть ликвидность. Откуда источники этой ликвидности? Вот каковы ваши источники ликвидности сегодня?

– Это приход денег на счета юридических и физических лиц, то есть это и депозитные, и текущие счета. С конца прошлого года люди, получив заработную плату, сразу пытались снять все деньги со счетов и сконвертировать их в доллары, потому что ожидали дальнейшего падения тенге. Сегодня уже существует определенная стабильность, и люди не бегут сразу конвертировать валюту, поэтому деньги остаются на счетах.

То же самое, но с большим эффектом, происходит с юридическими лицами.

Плюс к этому пошли бюджетные деньги – это госпрограммы в рамках развития ГПФИИР, "100 шагов", программы по недвижимости и т. д. Мы видим, что эти деньги тоже стали приходить в систему.

– То есть стабилизация курса положительно повлияла почти на все?

– Да. Это всегда так. Про это мы и говорим. Главная проблема у банкиров уже несколько лет остается одна и та же – нам нужны длинные дешевые деньги, чтобы мы могли кредитовать экономику. Сегодня, к сожалению, единственный источник таких денег – это ЕНПФ.

Прежними источниками фондирования были внешние займы, когда мы могли привлекаться в долларах и также размещаться в долларах. Был какой-то рынок ценных бумаг, когда мы могли разместить облигации в тенге на казахстанской фондовой бирже, и кто-то нас покупал – пенсионные фонды или страховые компании – сейчас этого нет.

– С внешними займами – уже все, дорога закрыта?

– Она закрыта по нескольким причинам. Во-первых, это снижение суверенного рейтинга Казахстана и соответствующее снижение рейтингов компаний. Сегодня не все казахстанские эмитенты могут выйти на внешние рынки и привлечь финансирование. Халык Банк может, и нам до сих пор предлагают это сделать, но понятно, что текущий суверенный и корпоративный рейтинги (рейтинг Народного банка снижен с «BB+» до «BB») повлияют на цену привлечения. В целом выросли ставки, кривая по USD трежерис, поэтому вопрос в цене привлечения. Это первое.

А вторая самая большая причина – куда девать доллары?

У нас сегодня этих долларов и так очень много. Я могу долларовые депозиты привлекать под 2%, у нас основная база фондирования – долларовая.

– Нацбанк в 2014 году выпускал свопы для хеджирования валютных рисков. Сейчас такого нет?

– Они эту программу закрыли в конце 2015 года. У нас есть пока те свопы, которые были открыты в 2014 году.

Я не знаю как у других банков, у Халыка, например, был годовой своп, двухлетний и трехлетний. Годовой мы погасили в конце 2015 года, двухлетний своп мы погашаем осенью 2016 года, трехлетний закроется в 2017 году. У всех банков примерно такая же ситуация.

– А почему они закрыли эту программу?

– Да, свопы – это хороший инструмент для банков, но не очень хороший для Национального банка. На самом деле это очень дорого для них и, я думаю, тоже неправильно. Банки должны самостоятельно управлять своими коммерческими рисками.

– Вы говорили, что внешнее фондирование подорожало – какие сегодня ставки?

– Мы в свое время как Халык привлекались на 10 лет под 7,25% годовых по еврооблигациям. Наверное, сейчас это будет не ниже 8% для Халыка при нашем рейтинге. На внутреннем рынке по кривой доходности Нацбанка, для Народного банка – это примерно 14% в тенге. Это самая низкая ставка, по которой Халык банк сможет привлечь деньги у ЕНПФ. У других банков около 16,5%. Местные тенговые облигации в ЕНПФ мы раньше размещали по доходности 8,25%, но это было в прошлом году.

– Ну да, это дорого...

- Да, когда есть депозиты под 2%. Мы сегодня не нуждаемся в долларовых активах, потому что их некуда размещать. Кредиты в долларах мы можем выдавать только тем корпоративным клиентам, у кого есть долларовая экспортная выручка. Сегодня, к сожалению, таких не так много. И они тоже все стараются привлекать кредиты в тенге.

– То есть вы оказываетесь в некой ловушке фондирования...

- Да, это так. Проблема долларизации, которая существует у всего банковского сектора, сохраняется. Дефицит ликвидности тенге, о котором мы говорили, также имеет место быть. Тенге есть, но они очень короткие и дорогие. Соответственно, банки в этом году, я думаю, будут меньше расти по кредитному портфелю. Но опять-таки это плохо влияет на всю экономику, на рост экономики.

Об активах ЕНПФ

– Мы посмотрели инвестиционный портфель ЕНПФ – после ГЦБ по удельному весу на втором месте находятся облигации ККБ и Народного банка. Почему так происходит? Как технически выглядит покупка облигаций пенсионным фондом? Проходят открытые торги или заключается прямой договор?

- Это прямые торги через биржу. Единственное, мы объявляем, что собираемся выпустить какой-то объем, выходим на биржу и, как правило, один покупатель – это ЕНПФ. Такая практика была в 2014 и в первый половине 2015 года по размещению облигаций и фондирование банками в ЕНПФ.

Но если помните, ЕНПФ объявил о том, что будет размещать свои депозиты в банках. Первые депозиты были размещены во всех банках за исключением нашего банка. Мы сразу выступили и сказали – Халык Банк не поддерживает размещение долгосрочных депозитов, потому что краткосрочные депозиты (до 1 года) – это нормально, но если долгосрочные (на 5, 10 лет) – это не совсем правильно.

Как правило, такой депозит заключается «one on one» – это двусторонний договор. Понятно, что мы не видим деталей, он непрозрачен: на какие сроки, какие ставки, есть ли возможность досрочного изъятия, нет ли такой возможности и т.д. Все это порождает только лишние домыслы и непрозрачные механизмы.

Я считаю, что любой длинный инструмент должен размещаться через биржу, когда ты регистрируешь эмиссию, показываешь рынку размер ставки, купона, срок и цену размещения. Вот тогда это будет прозрачно и понятно. И тогда выстраивается кривая по доходности – можно сравнить – ага, у ККБ рейтинг хуже и должна быть доходность выше, у Халыка рейтинг лучше – значит, у нас должно быть дешевле и также по другим банкам. Тогда все будет прозрачно и понятно.

Поэтому мы принципиально не стали размещать депозиты и настаивали только на облигациях.

Кроме того, я считаю, что сегодня самые лучшие бумаги не только в банковском секторе, но и в стране в целом - это бумаги Халык Банка с точки зрения уровня рейтинга, доходности нашего бизнеса, чистой прибыли, капитала и т.д. Куда еще вкладывать, как не в Халык?

Даже внешние инвесторы, которые приезжают в страну говорят, мы готовы купить только облигации Халыка. Потому что риск приемлемый, а доходность высокая. И внешним инвесторам это интересно.

Мы – единственная казахстанская компания, которая в прошлом году вошла в список Global Forbes 2000, много объективных факторов, которые указывают на то, что Халык Банк – это одна из «голубых фишек» на нашем рынке, а среди 100%-частных компаний мы – единственная «голубая фишка».

– Кстати, в начале 2016 года Ерболат Досаев говорил о выделении средств из ЕНПФ в размере 1,4 трлн тенге для поддержки экономики. Из них 200 млрд тенге пойдет на приобретение облигаций банков. Вы получили эти деньги?

- Из этих 200 млрд ни тенге еще не пришло. До сих пор Нацбанк и ЕНПФ определяют механизм распределения. Прошло 3 месяца, и уже, в общем-то, и не очень нужны эти деньги. Ситуация сама по себе разрешилась. Опять вопрос – действия или бездействия. Потому что это в этом была острая необходимость, когда все банки закрыли кредитование в декабре – феврале. Например, Халык Банк не кредитовал, и все банки тоже, потому что привлекаться под 80% и отдавать под 20% - смысла нет.

Сегодня, когда тенговая ликвидность в общем-то появляется и пришла, то уже распределение этих 200 млрд тенге не имеет такого острого значения. Ставки опять будут дорогие – 16,5% для некоторых банков и 14% для Халыка на 10 лет - нам это неинтересно. Уже сегодня неинтересно.

И объем средств, который будет выделен для Халыка – 5 млрд тенге – нам роли не играют. Но это будет столько лишней отчетности, мониторинга, проверок и т.д.

Понимаете, все эти программы должны быть к месту, вовремя и эффективны. Когда она неэффективна, то она теряет смысл.

О денежно-кредитной политике и регулировании

– Как вы оцениваете осуществление интервенций Нацбанка на рынке? Данияр Акишев заявил, что продолжат их осуществлять. С одной стороны – это может быть правильно, но с другой стороны – разве это не противоречит политике свободного плавания тенге?

- Вопрос, наверное, масштаба интервенций. Сегодняшние объемы интервенций – небольшие, опять-таки они находятся на нижнем уровне, не дают сильно укрепиться тенге. При этом Нацбанк достаточно свободно и открыто дал верхнюю границу и тенге может ослабевать. То есть регулятор не тратит резервы на поддержание курса, они пополняют резервы за счет скупки долларов. Вот при тех объемах интервенций, которые сегодня осуществляются, на мой взгляд – да, все делается правильно.

Поскольку позволить тенге сильно укрепиться, не имея пока четкого понимания, что это долгосрочная тенденция и цена на нефть будет только расти, это высокие риски.

В принципе мы видим, что какая-то стабилизация курса есть.

– Что касается новых требований по капитализации банков. Ранее было требование довести уровень капитала до 100 млрд тенге, если нет, то действовало ограничение по объему привлечения депозитов. Сегодня соотношение уровня капитала к объему депозитов физических лиц составляет 1 к 5,5. Что это значит?

- В прошлом году у регулятора был немного другой подход – они установили абсолютную цифру по капиталу – 100 млрд тенге, причем независимо от активов банка. Для маленького банка, например, Ситибанка – у них высокое качество активов, высокое качество менеджмента, высокие рейтинги у банка и пр., но сформировать 100 млрд тенге капитал – это дорого и нет смысла. А там действительно был такой подход. Абсолютная цифра и если у тебя нет этой цифры, тогда ты должен меньше привлекать депозитов или вообще не привлекать депозиты населения.

Сегодня Нацбанк отказался от этого абсолютного регулирования, а все-таки установил относительные цифры – 8% капитализации, 10%, 5%, то есть минимальные уровни, но при этом ограничил верхнюю планку по возможности привлечения депозитов физических лиц – это правило распространяется только на физические лица.

То есть если капитал банка – 10 млрд тенге, то банк имеет право привлечь максимум 55 млрд тенге депозитов. То есть уровень депозитов физических лиц должен быть не более 5,5 капиталов.

– Почему так решили?

- Это сделано для того, чтобы минимизировать потенциальные риски, когда банк может агрессивно привлекать депозиты физических лиц. Это всегда самые большие риски – при маленьком капитале сильно наращивать депозитную базу физических лиц.

– А вот некоторые аналитики говорят, что это сделано в пользу крупных банков…

- Я считаю, что если бы это было сделано в пользу крупных банков, то значит для нас, крупных банков – этот коэффициент должен был быть не 5,5, а 10. Например, на 10 млрд капитала, я привлекаю 100 млрд депозитов. А маленькие банки - бедные, на 10 млрд только 55 млрд. Но когда этот коэффициент работает едино для всех и уровень капитала требуется единый для всех, и ты можешь привлекать только от своего капитала, то я считаю, это справедливо. Наращивай капитал и будет больше депозитов.

– Ожидаете ли Вы дефолтов банков в 2016-2017 годах?

- Ситуация в банковском секторе непростая. Да, будут ухудшения в этом году. Ухудшения в плане качества активов, NPL и просрочки будут расти, причем, в разных секторах, как в розничном, в МСБ, так и в корпоративном направлении – везде. Это в силу опять-таки падения платежеспособности, падения продаж. Особенно пострадают те, у кого были валютные займы, потому что у них произошла переоценка и, если потоки тенговые, а займы валютные, то конечно, этим компаниям будет очень тяжело. Но я не ожидаю дефолтов в казахстанской банковской системе в ближайшие годы.

– Требования по капиталу все банки смогут выполнить?

- Требования по капиталу – это коэффициент, к которому можно прийти. Либо акционеры пополнят капитал, либо банк будет снижать свои активы (например, не привлекать больше депозитов, не выдавать больше кредитов), то есть ужиматься и таким образом прийти к заданному нормативу. Я считаю, что это не самое страшное.

Более сложные и опасные вещи, когда происходит падение ликвидности, когда у банка нет достаточных потоков на то, чтобы ответить по своим обязательствам. Элементарно даже провести платеж. Я уже не говорю про погашение займов. Например, у банка нет ни тенговой, ни долларовой ликвидности, и он не может вернуть депозит или не может провести платеж. Это самый большой риск.

Но в данной ситуации обязан подключаться Нацбанк как источник первого фондирования – предоставления первый ликвидности и поддержать коммерческий банк. Центральные банки, как правило, предоставляют стабилизационные займы. Помните, когда произошла SMS- атака на три банка в 2014 году, тогда Нацбанк дал 100 млрд каждому банку в виде стабилизационного займа на поддержание текущей ликвидности. Банки деньги вернули, ситуация нормализовалась.

– Какие цели вы ставите перед собой в 2016 году?

- Мы всегда ставим перед собой амбициозные цели. Я всегда говорю коллективу – это не год кризиса, а год возможностей. Потому что у Халык банка ситуация лучше, чем у многих, в плане определенной подушки безопасности, которая у нас уже сформирована, высокий капитал.

Мы готовимся к разным сценариям: проводим стресс-тесты не только по отношению к Халыку, но и к системе в целом.

В принципе, по тем целям и задачам, которые мы поставили перед собой, мы продолжаем активно продвигаться вперед. Перед фронтальным подразделениями все равно стоит задача – прирост 10% по направлениям кредитования, комиссионным доходам, привлечению клиентов, развитию продуктов.

У нас есть стратегия развития, которую мы приняли в конце 2014 года, и в 2015 году IT-стратегия. В эти направления мы продолжаем инвестировать, развивать, внедрять новые продукты и сервисы. Например, в середине марта наш дочерний Altyn Bank запустил цифровой банк Altyn-i. Эти направления для нас очень важны и мы продолжаем развивать инновации и технологии.

Те направления, которые могут работать в режиме экономии, мы сжимаем. Например, маркетинг, реклама, тренинги, бизнес-командировки, внутрикорпоративные мероприятия и т.д. Пытаемся снижать свои расходы, контролировать их, но опять-таки все, что касается фронтальной части – инвестиций, стратегических направлений развития мы продолжаем развивать в силу наличия ресурсов – денежных, человеческих, временных. Готовимся ко всем разным сценариям. Надо будет – будем работать 24 часа в сутки, в три смены встанем (смеется).

- Спасибо за интервью!