В начале года принято подводить итоги года прошедшего и строить прогнозы на год наступивший. Не будем сильно отклоняться от традиции, но посмотрим на те изменения в повестке Government Relations года 2016-го, которые были заявлены или вышли на новый уровень, но окажут основное влияние только в 2017-м или даже позже.
К таким «инициативам» 2016-го, «переходящими» в 2017-й, прежде всего следует отнести:
– пропорциональное регулирование;
– изменения в механизмах оздоровления банков;
– удаленную идентификацию физических лиц;
– поведенческий надзор.
Пропорциональное регулирование
Концепция заявленного летом 2016 года на Международном финансовом конгрессе в Санкт-Петербурге изменения типов лицензий кредитных учреждений первоначально получила название «закон о региональных банках». И лишь после многочисленных и порой даже бурных дискуссий из концепций и вариантов законопроекта это понятие исчезло и выкристаллизовались именно те изменения, которые и предлагает Банк России:
- регуляторная нагрузка и надзор на кредитные организации должны соответствовать тем рискам, которые организация создает для всей финансовой системы;
- для определения системно-значимых банков (читай, «несущих риски для всей финансовой системы») и последующего надлежащего контроля за ними Банку России достаточно нормативных актов Банка России, так как речь идет о количественных показателях;
- для ограничения возможности неконтролируемого появления таких системных рисков со стороны большого количества участников рынка, которых сложно даже назвать не то что системно-значимыми, но даже просто значимыми, в текущих условиях, с точки зрения регулятора, таким банкам необходимо ограничить именно те операции, которые потенциально при отсутствии оперативного реагирования и запрета на их осуществление могут превратить риски отдельных транзакций (трансграничные операции, большинство операций с ценными бумагами, кредитование крупного бизнеса и т. п.) в шок для всей системы.
Первые два пункта — это то, что называется pre-requisites и дискуссии не вызывает.
Суть изменений — пункт третий. И коль мы подводим итоги, и копий и перьев вокруг этой темы было сломано много, то позвольте нам не вдаваться в подробности баталий…
Законопроект, внесенный по итогам всех обсуждений и правок в Государственную думу в конце 2016 года, учел многие замечания.
- Нет территориальных границ ни для каких банков внутри страны.
- Нет «региональных банков», но есть «базовые» и «универсальные» лицензии.
- Нет тотального запрета на трансграничные операции, но есть ограничения по их видам.
- Нет запрета на обслуживание государственных и муниципальных учреждений, но есть ограничение по их «размеру» (если по показателям хозяйственной деятельности они похожи на малый и средний бизнес, нет смысла запрещать обслуживать их).
- Нет жестких ограничений по размеру капитала и активов, но есть «пересекающиеся» границы величин капитала для банков с «базовой» и «универсальной» лицензией.
- Есть юридическая возможность для введения пониженных нормативов для банков с «базовой» лицензией.
- Есть возможность «перехода» не только из одной лицензии в другую, но и превращения МФО в банк (и обратно).
И еще один важный итог этой истории — впервые, начиная столь значимую реформу, Банк России пошел не по пути формальной публикации уже готового законопроекта для оценки регуляторного воздействия, когда в определенные для обсуждения 15 суток поздно уже пытаться вносить изменения, а опубликовал концепцию, многие сущностные положения которой поменял в ходе обсуждения с рынком.
Остается надеяться, что в этом году все банки смогут определиться с выбором того, оставаться ли им там, где они есть, стремиться ли стать «универсальными»
И именно поэтому к официально зарегистрированному законопроекту могут быть претензии по технике его подготовки или сроков исполнения в случае вступления в силу, но почти не осталось аргументов «против». И с этим не поспоришь, если, конечно же, исходить из того, что лучшим способом ограничения рисков, которые может нести определенная деятельность, является запрет самой этой деятельности, а не надлежащий контроль и оперативное реагирование на рост рисков.
А так как законопроект, несмотря на то что он еще не прошел даже первого чтения, жестко указывает сроки завершения изменений, остается надеяться, что в 2017-м все банки смогут определиться с выбором того, оставаться ли им там, где они есть, стремиться ли стать «универсальными» или же найти для себя больше прибыли в «базовом» сценарии.
«Новые механизмы» оздоровления кредитных организаций
В 2014 году Банк России впервые указал, что достижению целевого показателя уровня инфляции 4% может мешать выделение средств на санацию банков.
Цели, заявленные при внесении законопроекта в декабре 2016-го, конечно же, благие, но без должного объяснения вызывают много вопросов
В 2015-м разговоры про неэффективность санации стали «общим местом» и летом 2016-го было объявлено о необходимости совершенствования механизмов банкротства банков, в том числе и через создание Фонда консолидации банковского сектора, финансируемого из средств Банка России, и управляющей компании, непосредственно осуществляющей меры по предупреждению банкротства банков.
Цели, заявленные при внесении законопроекта в декабре 2016-го, конечно же, благие, но без должного объяснения того, как это будет работать, все они вызывают много вопросов.
Сокращение средств, выделяемых Банком России на финансовое оздоровление банков, потребует от Центрального банка не только жесточайшего контроля за самими средствами и эффективностью их использования, но и привлечения значительного количества специалистов с рынка, имеющих рыночный опыт работы с проблемными активами, их реструктуризации и реорганизации бизнеса.
Создание равных конкурентных условий деятельности санируемых банков и иных действующих кредитных организаций потребует от Банка России не только решить проблему конфликта интересов при осуществлении надзора за санируемыми банками, конечным бенефициаром которых он выступает, но и обеспечить движение в сторону равных конкурентных условий для всех остальных (а не только санируемых) банков, что в конечном счете с учетом тенденции постоянного роста доли государства в банковском секторе и вытекающей из этого деформации рынка может только радовать.
Фактически идет возврат к модели санации банков силами государства, как это было до создания АСВ
И только одна из заявленных целей выглядит легко достижимой — исключение зависимости финансового оздоровления банков от финансового состояния санатора.
И остается только один вопрос: правильно ли мы делаем, что, отталкиваясь от заявленной неэффективности контроля за деятельностью в этой области, уходим от модели частно-государственного партнерства еще в одной сфере? Ведь фактически идет возврат к модели санации банков силами государства, как это было до создания АСВ (во времена Агентства реструктуризации кредитных организаций).
«Удаленная» идентификация физических лиц
2016-й стал годом прорыва и в этом вопросе, но прорыва не технологического, а в понимании самого вопроса.
Дискуссия об удаленной идентификации шла с переменным успехом несколько последних лет, но всегда в конечном счете превращалась в спор о том, когда же заработает знаменитый механизм упрощенной идентификации, указанный в еще более известном 115-ФЗ («О противодействии отмыванию…»).
И именно это постоянное «сваливание» в то, что можно назвать «ловушкой» упрощенной идентификации («Есть положение в законе? Давайте его исполнять!») и стало в итоге причиной столь длительных «хождений по кругу». И лишь осознав, что идентификация в виртуальном пространстве не обязана быть упрощенной с точки зрения технологий (речь не об удобстве и простоте использования для конечного потребителя), можно было разрубить этот «гордиев узел».
1. Существующая Единая система идентификации и аутентификации (ЕСИА) является основой для подтверждения действительности документов физического лица в удаленных каналах. «Нет» полноценной и подтвержденной регистрации физического лица в ЕСИА означает «нет» и для его идентификации в удаленных каналах.
2. Удаленная идентификация является не проблемой идентификации вообще, а проблемой отсутствия общепринятых (межбанковских) способов достоверной верификации (аутентификации) идентифицированных ранее в офлайне физических лиц.
3. Такая верификация возможна при использовании биометрических технологий если биометрические «слепки» ранее были предоставлены, но:
а) «слепки» должны быть стандартными, а информация — интероперабельной;
в) процедуры получения, передачи, хранения и использования такой информации должны быть стандартными;
с) «хранилище» таких слепков должно быть «доверенным» — ему должны доверять не только участники рынка, но прежде всего государство.
4. Ответственность за нарушения в процессе идентификации возлагается не только на того, кто ненадлежащим образом провел первичную офлайн-идентификацию, но и того, кто, несмотря на вероятностный характер аутентификации, позволил нарушить с помощью удаленной идентификации 115-ФЗ.
Наиболее значимые публичные обсуждения вопросов удаленной идентификации состоялись на форуме «Интернет + финансы» 21 сентября и на форуме Finopolis 14 октября.
А наиболее важным итогом года по этой теме можно назвать совещание с участием первого вице-премьера правительства РФ Игоря Шувалова, прошедшее в конце ноября 2016 года.
Надеемся, что 2017-й станет годом успешного старта пилотной фазы этого столь ожидаемого изменения.
«Поведенческий» надзор
Если регулятор научится использовать такой надзор в других секторах, то он быстро вспомнит, что он мегарегулятор, и перенесет свои «лучшие практики» и на банковский сектор
Банк России в 2016-м начал публично говорить про поведенческий надзор, а в конце года даже заявил о начале построения системы такого надзора. Что такое «поведенческий надзор» и какое влияние он окажет на рынок и его развитие, участники рынка пока даже не начали обсуждать. Да и сам регулятор говорит о таком надзоре весьма скупо и только в связи с некредитными финансовыми организациями.
Однако помня о том, что такое FCA в Великобритании и CFPB в США, и о том, как и за кем они следят, вряд ли банкам и банкирам стоит самоуспокаиваться.
Уж если регулятор научится использовать такой надзор в других секторах, то он быстро вспомнит, что он мегарегулятор, и перенесет свои «лучшие практики» и на банковский сектор.
А если мегарегулятор вспомнит про суммы возвратов средств клиентам и штрафов, выписанных его «коллегами по цеху» (CFPB за пять лет деятельности потребовал вернуть клиентам финансовых организаций до $10 млрд и выписал штрафов на $5 млрд), остается только надеяться на то, что в 2017 году нас эта чаша минует.
P. S.: 28.12.2016 был опубликован текст поручений президента РФ Владимира Путина по итогам пленарного заседания ОНФ. Все обратили внимание на пункт 1а («обеспечить доработку федерального закона „О финансовом уполномоченном…” и его принятие в первоочередном порядке»), но пункт 3б, фактически ведущий речь о введении ограничения долговой нагрузки, несмотря на несколько публикаций, остался без должного анализа возможных последствий… Но это, даже несмотря на то что поручение можно назвать «переходящими итогами» 2016 года, тема уже совсем другой статьи.