Гиперинфляция начала 1990-х продемонстрировала ошибочность противопоставления финансовой стабильности и экономического роста. Нынешний кризис ставит эту проблему вновь.
21 сентября исполнилось 25 лет с момента подписания Борисом Ельциным указа № 1400, открывшего финальный этап кризиса двоевластия 1991—1993 годов. Как правило, те события анализируются в контексте противостояния президента и Верховного Совета, завершившегося малой гражданской войной на улицах Москвы 3—4 октября 1993 года. Однако у политического конфликта была и экономическая составляющая: начало 1990-х — время противоборства не только исполнительной и законодательной ветвей власти, но также Минфина и Центрального банка, разнонаправленность действий которых усиливала общую нестабильность тех лет.
Откуда в России взялась гиперинфляция
После либерализации цен ключевой для правительства задачей стало снижение инфляции, в январе 1992 года — первом месяце реформ — достигшей 245,3% (здесь и далее — данные Росстата, если это не оговорено специально). Столь сильный скачок был связан с ликвидацией денежного навеса, образовавшегося в позднем СССР из-за финансирования бюджетного дефицита за счет прямых кредитов ЦБ: по данным Всемирного банка, в 1991 году дефицит союзного бюджета достиг 30,9% ВВП, при этом он был полностью профинансирован за счет кредитной эмиссии Госбанка СССР. Подавленная инфляция, до реформ выражавшаяся в усилении продовольственного дефицита, после освобождения цен стала открытой.
Преодолеть ее можно было за счет отказа от политики «печатного станка», что и было сделано на старте преобразований: с января по март 1992 года Центральный банк не выдал правительству ни копейки денежных средств, как следует из годового отчета ЦБ. В результате к апрелю месячная инфляция снизилась до 21,7%, а курс рубля повысился до 144 рублей за доллар (в сравнении с 230 рублями за доллар в конце января, согласно данным Всемирного банка). Однако в июле, с приходом на пост председателя ЦБ Виктора Геращенко, монетарная политика радикально изменилась: 28 июля Геращенко разослал телеграмму, в которой обязал коммерческие банки кредитовать госпредприятия за счет эмиссии ЦБ. Как следствие, за вторую половину года регулятор предоставил банкам 2,05 трлн рублей — почти в 4 раза больше, чем за первые шесть месяцев 1992-го (568 млрд рублей). Это привело к повторному скачку инфляции: опустившись в июле до 10,6%, к декабрю она выросла до 25,2%.
С политикой «печатного станка» был солидарен оппозиционный Ельцину директорский корпус Верховного Совета, являвшийся ключевым бенефициаром дешевых кредитов. При этом политическую ответственность за неудачу антиинфляционных мер несло правительство. Репутационных потерь ему стоила и конфискационная денежная реформа, которую также инициировал ЦБ: 24 июля 1993 года Виктор Геращенко разослал телеграмму, в которой сообщил, что с 26 июля будет прекращено хождение купюр образца 1961—1992 годов. На обмен купюр накладывалось множество ограничений — как по срокам, которые дважды переносились (с 31 августа на 31 октября, а потом — на 31 декабря 1993 года), так и по размеру: до 26 июля — не более 35 тыс. рублей, до 31 декабря — не более 100 тыс. рублей (при среднегодовом курсе в 931 руб/долл). За счет подобных барьеров ЦБ стремился сократить объем наличности и тем самым замедлить инфляцию. Однако это не сильно помогло: месячная инфляция снизилась с 26% в августе до 12,5% в декабре, но уже в январе 1994-го увеличилась вновь — до 17,9%.
Последствия эпохи гиперинфляции
Именно после денежной реформы 1993 года Виктор Черномырдин произнес главную фразу о российской экономике 90-х: «Хотели как лучше, а получилось как всегда»
Именно после денежной реформы 1993 года Виктор Черномырдин произнес главную фразу о российской экономике 90-х: «Хотели как лучше, а получилось как всегда». Афоризм, вошедший в анналы новейшей российской истории, стал маркером эпохи потрясений, эхо которой слышится до сих пор. Если события 3—4 октября 1993 года проложили дорогу к принятию действующей сегодня суперпрезидентской Конституции, то гиперинфляция 1992—1993 годов во многом предопределила современный фискальный консерватизм, во имя которого правительство жертвует экономическим ростом.
Несмотря на высокий бюджетный профицит (1,38 трлн рублей по итогам первых семи месяцев 2018 года, согласно данным Минфина), государство все равно идет на повышение НДС, из-за чего Минэкономразвития в сентябре понизило прогноз по темпам прироста ВВП на 2019 год с 1,9% до 1,8%. Для сравнения: в том же 1993 году правительство во имя роста понизило НДС с 28% до 20%, а ЦБ удерживал реальную ставку на отрицательном уровне — ставка рефинансирования не превышала тогда 210% при годовой инфляции в 839,9%. Это отражалось на динамике рубля, который в 1993 году девальвировался в три с лишним раза по сравнению со средним уровнем 1992-го (931 рубль за доллар против 288), тогда как сегодня ЦБ поднимает ставку уже при первых признаках нестабильности на валютном рынке (и для этого есть немало оснований).
Однако в начале 1990-х издержки макроэкономической нестабильности оказались сильнее призрачных надежд на экономический рост. Преодолеть спад удалось лишь в 1999 году — когда годовая инфляция устойчиво снизилась до двузначного уровня, а федеральный бюджет из-за невозможности займов на внешних рынках был впервые с начала реформ сверстан с профицитом. К тому времени и правительство, и его оппоненты в парламенте сошлись в консенсусе, что между ростом и финансовой стабильностью противоречий нет.
Устойчивые финансы убивают рост?
Устойчивость государственных финансов, без которой ранее был невозможен рост, де-факто стала для него барьером
В этом, собственно, и заключался главный урок гиперинфляции начала 1990-х. Двадцать с лишним лет этот урок казался незыблемым, но теперь сама жизнь ставит его под вопрос: устойчивость государственных финансов, без которой ранее был невозможен рост, де-факто стала для него барьером.
Выход из этого тупика осложняется санкциями, риски ужесточения которых правительство стремится хеджировать за счет укрепления бюджета. Однако путь из него придется найти, иначе Россию ждет не один год потерянного роста. И рекордно низкая инфляция не спасет.
