По оценке Юрия Соловьева, российская финансовая система сейчас намного лучше подготовлена к кризису, чем в 2014—2015 годах.
Вирус и падение цены на нефть — это «совершенный шторм». Такую оценку текущей ситуации на рынках и в экономике дал в интервью РБК первый зампред ВТБ Юрий Соловьев.
По его словам, ВТБ всегда моделирует разные сценарии (этого требует и ЦБ). «Сценарии, которые мы проходили, были жестче того, что мы наблюдаем сейчас», — сообщил топ-менеджер.
«Предугадать «совершенный шторм» или «черного лебедя» на рынках очень тяжело. Но группа ВТБ вошла в этот шторм в хорошем состоянии, и прямые последствия для нас минимальны», — заверил Соловьев.
«На сегодняшний день мы абсолютно идем в бизнес-плане с небольшим превышением. Как на нас будут сказываться вторичные последствия [кризиса] (через наших клиентов) — мы увидим в следующие несколько месяцев. Поэтому пока причин для пересмотра [прогнозов по прибыли и дивидендам] у нас нет», — отметил представитель ВТБ.
По его оценке, «в целом российская финансовая система сейчас намного лучше подготовлена к жесткому приземлению, чем в 2014—2015 годах, тем более в 2008-м или 1998-м». «Накопленные Минфином сверхдоходы на 1 марта — порядка 150 миллиардов долларов. Этого нам хватит на шесть — десять лет. Кроме того, накопился опыт работы в условиях хронически высоких рисков и нефтяной волатильности. Это на мою бытность четвертый большой шторм на финансовых рынках, но сейчас российская система сильнее, чем еще десять лет назад», — подчеркнул первый зампред ВТБ.
«Мы жили и не при таких нефтяных ценах — например, в январе 2016-го и 28 долларов за баррель, и доллар в районе 76 (рублей) мы с вами уже переживали», — напомнил Соловьев. «Но еще до переговоров ОПЕК+ мы очень серьезно оценивали последствия коронавируса. Его воздействие сейчас менее понятно, сложно предсказать последствия двойного удара, — отметил он в ответ на просьбу спрогнозировать длительность «шторма». — Если вы посмотрите на рынок нефти, то по нему нанесен двойной удар — сначала шок со стороны спроса, а теперь за ним последовал шок со стороны предложения. Вирус и падение цены на нефть — это «совершенный шторм».
Комментируя ситуацию на нефтяном рынке, Соловьев разъяснил: «ОПЕК+ изначально создавалась для стабилизации цен и создания предсказуемости. Но стабилизация цены на протяжении нескольких лет и инвестиции в сланцевую нефть привели к росту предложения нефти на мировом рынке. Было очевидно, что рано или поздно кооперация в рамках альянса может закончиться или подвергнуться серьезному испытанию. Каждое новое сокращение добычи становилось все менее эффективным и давало возможность проектам, которые имеют высокую стоимость добычи, выходить на новый уровень. Как результат, за последние три года США смогли увеличить свою добычу практически на 40% и стали мировым чемпионом, заняв в районе 12—13% рынка. А доли России и Саудовской Аравии снизились. Принимая на себя обязательства по сокращению, мы взращивали себе конкурентов, особенно американских».
«То, как будет влиять на нас обвал цен нефтяных, очевидно: это краткосрочное и значительное снижение бюджетных поступлений и менее значительное снижение прибыльности российских компаний. Но полная себестоимость сланцевой нефти — это 40—45 долларов за баррель. При себестоимости российской нефти в 10—15 долларов за баррель с учетом транспортировки, лизинга и капзатрат есть большой запас, куда нефть может падать до того, как она нанесет урон нефтяным компаниям», — заметил банкир, признав, что при этом сокращается объем налогов, которые нефтяные компании платят правительству.
«Среднесрочно мы должны тяготеть к 40—45 долларам за баррель. А волатильность всегда будет, она может быть связана с сезонностью, вирусом и т. д. И пока волатильность будет, некоторые инвестбанки будут грозить: 20 долларов или ниже за баррель. Я думаю, что тестировать низкие значения мы будем, потому что сейчас идет процесс: показать, кто в доме хозяин. Это создает шок предложения. Но я считаю, что уже в этом году мы увидим значительно более высокие цены на нефть. Самое главное — понять, как рассосется шок со стороны спроса», — заключил Соловьев.
По его словам, на развитие кризиса влияют и другие факторы, один из них — нехватка долларовой ликвидности: «Когда все закрывают свои позиции, особенно страдают инвесторы, которые играют на бирже с плечом: на падающем рынке им приходится докладывать средства банкам-кредиторам либо продавать бумаги. Происходит определенная спираль: все начинают искать доллары, чтобы увеличить обеспечение из-за подешевевших бумаг, а те, кто не может доложить деньги, вынуждены продавать акции, это приводит к дальнейшему падению их цены. Это создает большой спрос на долларовую ликвидность в мире».
Еще один фактор — «поломка» риск-паритета: корреляция между рисковыми и хеджирующими активами на больших негативных движениях рынков оказалась не соответствующей расчетным данным. «При падении многих активов одновременно на колоссальные величины… по всему миру мы видим огромное количество маржин-коллов», — заметил Соловьев.
«Наконец, на фоне нехватки долларов инвесторы продают активы в других валютах, поэтому многие валюты падают — и британский фунт, и евро, и валюты развивающихся стран, — указал Соловьев. — Кроме того, для падения валют есть и другие факторы: например, Англия и Европа не справляются с коронавирусом. В итоге инвесторы ликвидируют рисковые активы, чтобы получить доллары, и создается такая большая воронка, которая вытягивает на себя долларовую ликвидность и приводит к перекосам».
Но, напомнив, что Европейский ЦБ и Федеральная резервная система США объявили о готовности потратить сотни миллиардов евро и долларов на программы «количественного смягчения», он подчеркнул, что это признак понимания регуляторами во всем мире проблемы нехватки ликвидности. «В отличие от кризиса 2008 года, они будут работать c ней быстрее и более фокусно. Это дает еще один повод для оптимизма. Паниковать не надо», — заключил первый зампред ВТБ.
