Рекордный отток капитала из Китая в 2015 году (почти в 20 раз больше, чем из России) вызвал новые апокалиптические прогнозы по ценам на нефть и мировой экономике. О том, чего ждать от Китая и как его проблемы скажутся на России, в интервью Банки.ру рассказала директор центра макроэкономических исследований Сбербанка Юлия ЦЕПЛЯЕВА.
— Отток капитала из Китая за 2015 год поставил абсолютный исторический рекорд — 1 триллион долларов. Можно ли, в частности, на основе этого показателя говорить об утрате Китаем статуса одной из самых привлекательных в мире стран для иностранных инвестиций?
— Я бы сказала, что статус Китая как привлекательной для инвестиций страны остается. По крайней мере, иные развивающиеся рынки ничего подобного Китаю предложить не могут. Но есть общая тенденция, связанная с текущей фазой развития глобальной экономики, — развитые рынки возвращают инвестиционную привлекательность. И мы видим переток средств с развивающихся рынков в развитые экономики. Это во многом связано и с политикой Федеральной резервной системы, в частности с последним повышением учетной ставки. Инвесторы ожидают дальнейшего повышения ставки, поэтому появляется определенный интерес к США и развитым странам.
С другой стороны, если посмотреть на темпы экономического роста Китая десять лет назад, мы увидим двузначные показатели — примерно 11—12% в год. Можно, конечно, оспорить достоверность этих цифр, но в том, что они двузначные, не сомневался никто. В 2014 году китайский ВВП увеличился на 7,3%, а в 2015-м — на 6,9%. Замедление темпов налицо, и оно продолжится: прежние драйверы уже не могут обеспечить Китаю таких высоких темпов роста, как раньше. Экспортно ориентированная модель экономики страны во многом себя исчерпала, да и трудовые ресурсы стали дороже. Сейчас даже в России труд в среднем дешевле, чем в Китае. Кроме того, внешний спрос не такой высокий, он уже недостаточен для сильного роста. Соответственно, сейчас Китай переходит к модели, больше ориентированной на сектор услуг и внутреннее потребление. Переход осуществляется не так гладко, как предполагалось и, очевидно, потребует больше времени.
Поэтому в ближайшие годы мы ждем продолжения плавного замедления темпов роста экономики Китая, «мягкой посадки». Это ставит вопрос об адекватности курса юаня по отношению к другим мировым валютам.
— Что вы имеете в виду под адекватностью курса юаня?
— Например, в России курс рубля гибкий: стоимость рубля отражает реальное положение вещей. Такое, каким его видят участники рынка. Юань же, наоборот, обладает фиксированным, сильно регулируемым валютным курсом. Соответственно, то, что несколько лет казалось недооцененным, сейчас воспримется как переоцененное. Переоцененность юаня представляет достаточно большую проблему для экономики страны. Как только Народный банк Китая понижает курс юаня, мы видим распродажу активов на рынке акций, потерю инвестиционной привлекательности китайских активов и ускорение бегства капитала. Именно поэтому отток капитала из страны в 2015 году составил 1 триллион долларов. Если не снижать курс юаня, то получается, что поддержка завышенного курса китайской валюты стоит потери резервов. Хотя у Китая достаточно золотовалютных резервов, их потери в размере примерно 500 миллиардов долларов в 2015 году и порядка 300 миллиардов в текущем году ставят вопрос: долго ли продержится такая политика валютного курса? Этот вопрос не имеет явного ответа.
Но есть и другой вопрос: какое ослабление юаня окажется достаточным? Поскольку в Китае экономическая информация недостаточно прозрачна, участники рынка делают самые разные предположения. Есть, например, такие оценки, что Китаю необходимо ослабить юань еще на 5—8%, а есть и совершенно экстремальные оценки: без снижения курса юаня на 15—20% экономике не помочь и давление на резервы не снизить. К сожалению, из-за наличия погрешности в измерении данных только практика может показать, при каком курсе юаня снизится давление на китайские резервы.
Но даже говоря об ослаблении юаня на 5—8%, можно представить, что Китай еще довольно долго может идти нынешним курсом. Китай как фактор, добавляющий неопределенности, в частности, спросу (а значит, и ценам) на нефть, будет сохраняться для рыночных игроков еще несколько лет.
— Вы уже сказали об ожидаемом плавном замедлении темпов роста экономики Китая. А есть ли в неопределенности относительно будущего страны риски спада ВВП?
— Я противник резких и пессимистичных прогнозов в данном случае. Мне кажется, что рост ВВП Китая на 6,9% в прошлом году — это очень хороший показатель сам по себе, ни о каком спаде экономики мы сейчас не говорим. Просто скорость замедления темпов роста экономики поразила многих, вызвав опасения, что «посадка» может быть жесткой. Но пока я не вижу никаких оснований говорить о таком экстремальном развитии событий. Впрочем, даже «мягкая посадка» в Китае, с учетом размера экономики страны, может спровоцировать глобальные распродажи активов Поднебесной.
Цена на нефть сейчас также очень чувствительна. Трудно ожидать, что стоимость барреля «черного золота» стабилизируется на каком-то уровне, пока сохраняется неопределенность относительно будущего экономики Китая.
— Как вы видите прямое и косвенное влияние Китая на экономику России?
— Для меня влияние Китая на Россию видится через нефтяные цены. У меня не вызывает сомнений исполнение китайской стороной всех своих контрактных обязательств, взаимодействие между банками и реализация совместных инвестиционных проектов. Соответственно, большая определенность инвесторов относительно ситуации в Китае, выработка консенсуса по политике Народного банка Китая, более адекватные прогнозы курса юаня на 2016 год существенно помогли бы понять, не закладывает ли рынок сырья излишне консервативные оценки будущего спроса со стороны Поднебесной на энергоносители.
— Стоит ли России делать ставку на Китай как на ключевого экономического партнера, независимо от состояния китайской экономики?
— Китай — территориально близкая к России экономика, причем очень большая по размеру, очень динамичная. Поэтому ставка РФ на Китай как на одного из основных деловых партнеров — вполне оправданный шаг. Игнорировать наличие такого рынка и соответствующих возможностей было бы упущением.
С другой стороны, геополитическая ситуация вокруг России, безусловно, подтолкнула нас в направлении Китая. Но я считаю, что важнее группа фундаментальных факторов, обративших Россию в сторону Китая.
— Как вы оцениваете действия Народного банка Китая с точки зрения монетарной политики?
— Прежде всего, следует отметить, что политика Народного банка Китая по сравнению с другими регуляторами весьма непрозрачна, рынок ее не до конца понимает. Поэтому есть некоторое ощущение, что Народный банк, владея полной информацией, предпринимает странные меры. Возможно, действия Народного банка не казались бы такими странными, если участники рынка обладали полными данными о ситуации в экономике. За странностями в действии китайского регулятора участники рынка могут угадывать какие-то серьезные обстоятельства, которые пока скрыты, но влияют на принятие решений.
Впрочем, я бы сказала, что у Китая есть все шансы стать развитой экономикой с точки зрения принятых стандартов, но не при такой степени прозрачности информации.
— В таком случае возникает вопрос о смене политического режима и экономического курса Китая?
— Этого всего нельзя исключать. Хотя, конечно, о политическом режиме рассуждать труднее. В принципе, в политике мы видим достаточную гибкость, а что касается экономического курса, тут вполне возможны корректировки.
Беседовал Михаил ТЕГИН,
